Хоровод воды

Но все равно: перед глазами – столкнувшиеся машины, искореженные тела, дымящаяся плоть. Тот самый ад, который всех ждет.

Давно ли ты представлял себе темноту кинозала, свою руку на Дашином бедре? Давно ли говорил себе: Великое дело технологии, все под контролем.

Где они, твои технологии?

Они недоступны. Временно недоступны.

Уже сорок пять минут.

Официантка приносит еще кофе, смотрит на Никиту с подозрением: когда это успел так напиться, вроде был трезвый, когда пришел? Руки трясутся, волосы слиплись от пота, губы побелели. Может, наркоман? – думает она.

Ну да, наркоман, дозу не довезли. Задержали на сорок пять минут.

За соседним столиком щебечет стайка девушек. Никита закрывает глаза: сейчас он не может видеть других девушек, не хочет видеть никого, кроме Даши.

Она недоступна. Временно? Навсегда? Может, выбросила телефон? Решила расстаться с ним?

Все, сколько можно здесь сидеть, говорит себе Никита. Она не придет, не обманывай себя. Вставай и уходи.

Он поднимается из-за столика, нетвердой походкой идет мимо витрин. Высокие сапоги, короткие юбки, костюмы в полосочку, галстуки в тон.

Абонент временно недоступен.

Он кладет мобильный в карман и тут видит: навстречу идет Даша с незнакомой высокой шатенкой (высокие сапоги, короткая юбка), они едят мороженое и разговаривают, они не видят Никиту.

– Даша, – зовет он, – Даша!

– Ой, привет! Это Лерка, это Никита, знакомьтесь. А что ты не звонил? Мы уже полчаса здесь ходим.

– У тебя телефон не отвечает, – говорит Никита.

Даша лезет в сумку, достает мобильный:

– Черт, да у него батарейка села. А я-то удивляюсь – куда ты подевался?

– Я побежала, – говорит Лерка.

– До свиданья, – кивает Никита.

– Пока, – говорит Даша и взяв Никиту под руку спрашивает: – Ну что, в кино?

Кино? Темный зал, рука скользит вдоль бедра, горячее дыхание, судороги юной плоти под сильными пальцами.

– Нет, – отвечает Никита, – давай лучше кофе попьем, расскажешь, как ты тут без меня. Я же соскучился.

Они будут сидеть и пить кофе, Даша расскажет про Лерку и ее родителей, про свою маму, про то, что думает восстановиться в институте, про Харуки Мураками и Пауло Коэльо, про викканство и поддержку НБП, Никита будет слушать ее голос и повторять про себя, что нет в Даше ничего такого особенного, молодая сексуальная штучка, обыкновенная девушка, такая же, как все другие, как ее Лерка, как девицы за соседним столиком, обычные посетительницы «Атриума», покупательницы белья, косметики и обуви. Ничего особенного, просто я завел себе любовницу, как Костя, как другие ребята. Ничего особенного.

Официантка принесет кофе, глянет искоса – и Никита на миг увидит в ее глазах застывшее полчаса назад отражение: сорокалетний мужчина в дорогом костюме, волосы слиплись от пота, руки трясутся, губы побелели…

Ничего особенного, повторит он про себя, все хорошо, все под контролем.

Вечером вернется домой, скажет Маше: День выдался напряженный, нельзя так надолго бизнес оставлять.

47. Как сказано у Джона Ву

Все-таки попробуем. Из чего только сделаны мальчики. Из улиток, какашек, разноцветных букашек, как-то так. Нет, не получается.

Мальчики сделаны из оружия. Из пистолетов made in China, автоматов на батарейках, самурайских катан, казацких сабель, абордажных крючьев, русских мечей, пластиковых щитов, рыцарских шлемов, многозарядных ружей, вертолетов, самолетов, танков, солдатиков и action figures.

Ах, сколько сейчас новых игрушек! У меня были только советские солдатики, красный меч и щит, того же цвета конь-огонь. Вот и все. Гоше можно только позавидовать: настоящий арсенал. Не такой уж дорогой, кстати. Аня может себе позволить. Ей нравится, как Гоша носится по квартире, в одной руке меч, в другой – абордажный топор. Машет во все стороны, аж щепки летят от хозяйской мебели.

Вот это удар! Оружие, между прочим, пластмассовое. Было бы настоящие – ого-го! Не поздоровилось бы старой ведьме с третьего этажа.

Жалко, это не мой сын. Мне хотелось бы сына – но все девушки, беременевшие от меня, делали аборты. Начиная с Сони Шпильман.

Если бы у меня был сын, я играл бы с ним в солдатики, а когда бы он подрос, мы бы вместе смотрели гонконгские боевики и старые американские вестерны. Вырастил бы стрелка, настоящего воина. Как в «Великолепной семерке»: «Друзей нет. Врагов нет». – «Живых врагов нет».

А впрочем, хорошо, что у меня нет сына. Что бы я ему передал? Тщету своего существования? «Шапки – нет, зубов – нет». – «Целых зубов нет». Прекрасное наследство, нечего сказать!

Андрей кривится, глядя на оружейный склад, говорит: Мне кажется, мальчик растет слишком агрессивным.

– В самый раз, – отвечает Аня. – Мы, татары, воинственный народ. И бабушка у меня была снайпер.

Точно – бабушка была снайпер, а от дедушки осталось только мамино отчество да семейная легенда о том, как однажды встретились Олег и Джамиля. Вот, собственно, и все.

Да и вообще, не везло мужчинам в Аниной семье.

Андрей, впрочем, об этом не знает. Интересно, кстати, что бы сделал, если б узнал?