«Нет. Надо иметь великую душу, чтобы любить без всякой надежды, или, на худой конец, надо быть великим человеком, чтобы в мои годы добиваться взаимности у Борисовой».
«Так чего же ты маешься?»
«Жалко».
«Чего?»
«Что душа так долго не работала. А потом отомстила, включилась на самую полную скорость».
«А если бы она не выключалась, работала все эти долгие годы?»
«Тогда бы я любил свою жену. Каждый день, все тридцать лет».
«Фантастика. Тогда бы жизнь пролетела, как один день».
«Один счастливый день — это много».
Виталий Васильевич повернул обратно. Шел темными улицами и чувствовал, как шаг его становится легким, а дыхание глубоким. Надо каждый вечер перед сном гулять, думал он. И, может быть, действительно в этом году поехать пораньше в отпуск. Надо только взять у Лены расписку, что она не станет с санаторскими старухами убивать вечера за преферансом, а будет ходить с ним по улицам, по берегу моря. Они будут говорить друг с другом, много говорить, перебивая друг друга. И однажды жена посмотрит на него, и в глазах ее вспыхнет глубокий свет. Он не скажет ей, откуда этот свет. Она и не поверит, если он скажет, что это пробудилась ее душа и ждет работы.
У своего подъезда Виталий Васильевич неожиданно и в самом деле встретился с Борисовой. Она стояла в свете уличного фонаря, и ее голубая синтетическая шубка поблескивала серебряными искрами. Виталий Васильевич, увидев ее, остолбенел и в этом своем состоянии спросил нарочито весело:
— Ну что химчистка? Нашли вы наконец ее местопребывание?
Борисова вгляделась в него, узнала и ответила:
— Нашла. Это довольно далеко. Вам дать адрес?
— Мерси, — поблагодарил Виталий Васильевич, — мерси, не стоит беспокоиться.
Он понимал, что говорит глупо, но ничего с собой поделать не мог, его заносило дальше.
— Очень странная жизнь, — говорил он Борисовой, — люди живут в одном доме, а общения нет. Как вы посмотрите на то, что я приглашу вас сейчас на торт? Мы с женой купили сегодня торт, съели по кусочку, но как-то, понимаете, было обыденно.
— Я приду, — согласилась Борисова, — через полчасика. Переоденусь и приду.
— Весьма будем обязаны, — Виталий Васильевич поклонился, — подъезд этот, а квартира — десятая.
Борисова пошла к себе, а Виталий Васильевич задрал голову вверх. Окна были темны. «Вернулась домой, выбросила торт в мусоропровод, лежит на застеленной кровати и плачет», — холодея, подумал он.
Жены дома не оказалось. Виталий Васильевич зажег свет и убедился, что жена так и не возвращалась. Торт лежал на блюде, розовые цветы и завитки излучали радость и покой. Такой обманчивый флаг иногда выбрасывает беда. Через несколько минут явится Борисова, они сядут за стол, и тут своим ключом откроет дверь жена. Она вернется. Если у человека есть дом, он возвращается домой.
Виталий Васильевич подбежал к телефону и набрал номер домоуправления.
— Будьте добры, скажите мне номер телефона балерины Борисовой из четвертого подъезда, — задыхаясь от волнения, попросил он.
— Вы все пошалели от этой балерины, — ответил низкий голос, и в трубке запищал сигнал «занято».
Виталий Васильевич еще раз набрал номер.
— Звонит директор театра, депутат и заслуженный деятель искусств… — держась рукой за сердце, сказал Виталий Васильевич.
Номер ему дали.
— Это говорит ваш сосед, — сказал он в трубку, — мы только что разговаривали с вами у подъезда.
— Я почти готова, — ответила Борисова, — вы не возражаете, если в честь нашего знакомства я принесу бутылку хорошего вина?
— Никогда! — закричал, в испуге. Виталий Васильевич, и трубка запрыгала у нега в руке. — Никакого вина!..
— Не понимаю, — голос у Борисовой дрогнул, — вы позволяете себе какие-то недостойные шутки.
— Нет! — Виталий Васильевич собрал последние силы. — Это не шутки! Это очень серьезно. Я хочу быть счастливым. Я хочу любить свою жену.
— Господи, я-то при чем? Мне-то вы зачем это говорите?
— Дело в том, что я увидел вас и влюбился. Потом понял, что это не то, и мне надо каким-то образом заново полюбить свою жену. А она ушла. И нет в целом доме ни одного знакомого соседа, который бы знал, где она.
— Вы, простите, на самом деле такой болван?
— Возможно. Дело в том, что душа моя очнулась от многолетнего бездействия, и мне очень нужен совет.
— Кого любить — меня или жену?
— Не перебивайте, пожалуйста. Жену. Она ушла. Торт на столе. Свет в комнате погашен, и мне страшно.
— Бедняжка! — В голосе Борисовой не было издевательства. — Вы всегда ее любили. Если она не вернется, вы будете самым несчастным человеком.
— Вы думаете, она может не вернуться?
— Я бы на ее месте не вернулась.
— Но мы тридцать пять лет прожили вместе. Мы уже просто не умеем жить друг без друга.
— Научитесь!
— У нас сын…
— Он взрослый, он не осудит.
— У меня сердце останавливается от ваших слов.
— У нее тоже останавливалось сердце. Думаете, легко уйти из дома? Вы думаете, что мне было просто переехать из старого дома в этот?
— Ах да, — сказал виновато Виталий Васильевич, — я совсем забыл, что вы тоже ушли из дома.
— Это ваша жена «тоже» ушла. Я ушла раньше ее, просто ушла.