Хосе Рисаль

Рисаль пишет не только для читателя, но и для себя. Здесь он немногословен — это короткие дневниковые записи, из которых интересна одна: «Первое января 1883 года. Ночь. Неясная меланхолия, неопределенное одиночество охватывают мою душу. Что-то вроде грусти, которую являет собой город после веселого празднества. Две ночи назад, 30 декабря, меня мучил страшный кошмар, я чуть не умер. Мне снилось, что я актер, умирающий на сцене, я отчетливо ощущал, что задыхаюсь, что силы оставляют меня. Потом все стало неясным, меня обволокла тьма, я ощутил смертную муку. Я хотел кричать, звать на помощь Антонио Патерно, я чувствовал, что в самом деле умираю. Я проснулся совершенно разбитым и обессиленным». Ровно через 14 лет, день в день, 30 декабря 1896 года, Рисаль встретит свою смерть на людях, а потому приведенная запись служит для филиппинцев неопровержимым доказательством его пророческого дара, и никакие доводы о том, что у Рисаля куда больше несбывшихся пророчеств, не могут поколебать этой убежденности.

Поразительна работоспособность Рисаля в Мадриде: напряженная учеба, бурная деятельность среди эмигрантов, непрерывные литературные занятия… Сын дона Франсиско отличается необычайной для филиппинцев методичностью, у него расписана каждая минута, и такой же организованности «папа римский» требует от других. Но эта требовательность к себе и другим не означает, что он отказывает себе во всем и чуждается земных радостей. Отнюдь. Завзятый театрал, завсегдатаи кафе и салонов, блестящий поклонник прекрасного пола — такова репутация Рисаля в Мадриде. Письма от Леонор приходят регулярно («письмо Таимис дышит нежностью, а концовка просто восхитительна» — шифром записывает он в дневнике), столь же регулярно и он пишет ей. Но аскеза и воздержание — не филиппинский идеал любви. «Служение прекрасной даме», ее культу — это нечто возвышенное, от чего отказываться нельзя, но оно вовсе не запрещает «верному рыцарю» заглядываться на других. Как и в Маниле, Рисаль не бежит от земных утех, но, как и в Маниле, это нечто само собой разумеющееся и не подвергающее сомнениям отношения с Леонор. Как и в Маниле, достойными записей оказываются платонические отношения с «прекрасной дамой» в Мадриде.

…Филиппинцы в Мадриде нередко встречаются в доме Пабло Ортига-и-Рей. Дон Пабло, либерал и антиклерикал (возможно, именно он послужил главным прототипом героя эссе «Вольнодумец»), служил на Филиппинах, а теперь занимает пост в министерстве заморских территорий, где является советником по филиппинским делам. Он с глубоким сочувствием относится к борьбе филиппинцев за реформы, полагая, что она нисколько не подрывает власть Испании (в одном из писем Рисалю он пишет: «поднять славу Филиппин — значит поднять славу Испании»). Он охотно принимает у себя филиппинцев, которые за длинную бороду зовут его «эль падре этерно» — «предвечный отец». Его сын, Рафаэль, тоже сочувствует делу филиппинцев, а его дочь, Консуэло, покоряет их сердца, в том числе и сердце Рисаля, который выступает как соперник другого эмигранта, Эдуардо де Лете. В конце концов было объявлено о помолвке Консуэло и Лете (дело чуть не дошло до его дуэли с Рисалем), но потом все расстроилось.

Дневник Консуэло представляет собой не только излияния девичьего сердца. Некоторые его страницы дают бесценные сведения о взглядах Рисаля на многие проблемы, связанные с его отношением к Испании, — в его письмах и дневниках об этом нет почти ни слова, ибо он сознательно отстраняется от участия в испанских делах (даже на такое, казалось бы, важное событие, как смерть короля Альфонсо XII в 1885 году, он откликнулся всего одной строчкой дневника: «Король умер»). Рисаль не считает политическую борьбу в Испании своей борьбой — она интересует его лишь постольку, поскольку могла оказать влияние на положение Филиппин. Но это не значит, что у него нет продуманной позиции по отношению к испанской монархии, — она есть, и свидетельство тому — запись Консуэло беседы ее отца с Рисалем:

«Рисаль: Союз с молодой, богатой и сильной нацией (имеется в виду Германия. — И. П.), я полагаю, в нынешних обстоятельствах и даже в будущем должен быть выгоден Испании, хотя может статься, этот союз окажется лишь поддержкой ослабевшей монархии…

Папа: Ослабевшей? Это как понимать? Никогда она не покоилась на более надежном основании, никогда народ так не обожал монархию — он видит в ней символ возрождения, мира, новой жизни.

Рисаль: Верно, дон Пабло, но только по форме, не по сути — она представляет собой всего лишь символ. Народ любит монархию лишь per accidens[15], потому что она олицетворяет испанский мир, но не любит ее per se[16]; народ все еще верит в столь желанное возрождение былого величия, но ведь есть и такие, которые только и ждут, когда кто-нибудь более решительный овладеет страной и начнет править ею.

Папа: Нет, друг Рисаль, Испания в ее нынешних условиях, с ее великим прошлым отлично может оставаться сама собою, не боясь никаких беспорядков и не опасаясь распада.