Читаем Хосе Рисаль полностью

…Хуан Луна-и-Новисио всего четырьмя годами старше Рисаля, он тоже учился в Атенео, но затем поступил в навигационную школу, год плавал в азиатских водах и получил диплом штурмана. Но душа его лежала к живописи, и в 1877 году он уехал в Испанию и учился в академии Сан Фернандо — той самой, где учится и Рисаль. По окончании курса, получив высшую награду академии, Луна отправился в Рим — Мекку всех художников, где совершенствовался в своем мастерстве. Манильские городские власти, наслышавшись о его успехах, положили ему стипендию в размере 1000 песо в год. В конце 1882 года Луна начинает работу над гигантским полотном. Он изображает сцену на арене римского цирка: после боя гладиаторов служители крючьями растаскивают трупы, а убитые горем родственники пытаются отыскать останки близких людей. Картина называется «Сполариум» (место, куда стаскивали трупы в римском цирке), и написана она в традициях классицизма, но в ней прорывается и какая-то стихийная, дикая сила.

Другой филиппинский художник, Феликс Ресурексьон Идальго, выставляет картину «Христианские девы перед толпой», тоже исполненную в стиле классицизма, но совсем на иной сюжет: здесь воспеваются христианские стойкость и добродетель.

Весть о присуждении наград соотечественникам всколыхнула всю филиппинскую колонию. Лично для Рисаля их награды — блестящее подтверждение его собственных мыслей. Ведь это он еще в 1880 году в сонете «Филиппины» (имевшем подзаголовок «В альбом филиппинским художникам») писал:

Художники, из миртов и лилей
венец сплетите родине моей,не уставайте славить Филиппины!

И вот он, венец успеха! Золотая и серебряная медали у филиппинцев. И неважно, что на картинах не изображены Филиппины (потом и им найдется место в творчестве и Луны и Идальго), — важно, что их создала филиппинская кисть, что все признают филиппинский гений.

23 июня 1884 года Луна, узнавший о присуждении ему награды, приезжает в Мадрид. Братья Патерно — самые богатые из эмигрантов — устраивают в его честь грандиозный банкет (Идальго не смог прибыть вовремя). На банкете выступают два оратора: Грасиано Лопес Хаена, признанный мастер красноречия, и Хосе Рисаль, признанный вождь эмиграции. Сопоставление их речей не лишено интереса. Лопес Хаена говорит, что над Филиппинами восходит «после трехсот лет мрачной ночи яркое солнце справедливости», о чем свидетельствует, по мнению оратора, присуждение премий филиппинским художникам (вывод, мягко говоря, не вполне оправданный). Затем Лопес Хаена дает волю своему темпераменту. Мы уже говорили, что и Рисаль склонен к патетике, даже выспренности, но это только по европейским меркам. По филиппинским же масштабам он пресноват и ему далеко до Грасиано, который обрушивается на тех, кто не желает распространять испанские законы на филиппинцев.

Речь Рисаля куда сдержаннее. Он лишь мимоходом касается «близоруких пигмеев, которые, заботясь только о настоящем, не способны прозревать будущее, не взвешивают последствий; этих лекарей, которые сами больны». Под пигмеями, несомненно, имеются в виду монахи. Большую часть речи Рисаль посвящает обоснованию тезиса о равенстве филиппинского и испанского народов: «Их (Луны и Идальго. — И. П.) слава сияет в двух противоположных точках земного шара — на Востоке и на Западе, в Испании и на Филиппинах». Здесь пока еще нет ничего такого, с чем не согласились бы все участники движения пропаганды. Их вполне устраивает и заключительный тост: «Я пью за здоровье филиппинской молодежи, прекрасной надежды моей родины (буквальная цитата из стихотворения «Филиппинской молодежи». — И. П.), за то, чтобы она и впредь подражала прекрасным примерам, и тогда мать-Испания, заботливая и внимательная, скоро осуществит реформы, которые давно обдумывает».

Но в середине речи есть пассаж, значение которого понято не всеми присутствующими. «Границы Испании, — говорит Рисаль, — это не Атлантика, не Средиземное море и не Кантабрийское; было бы постыдно, если бы воды могли ограничить ее величие, ее идеи; Испания там, где ощущается ее благотворное влияние, и хотя ее флаг может исчезнуть, останется память о ней — вечная, неуничтожимая. Что значит красно-желтый клочок материи, что значат ружья и пушки там, где нет любви к мягкости, где нет обмена идеями, единства принципов, гармонии мнений?» Уже в 1884 году Рисаль предполагает возможность отделения Филиппин от Испании (хотя и не высказывается в пользу такого развития событий, предпочитая «любовь и мягкость»), но в то же время признает, что культурное единство Испании и Филиппин неуничтожимо. Речь Рисаля вызывает некоторое замешательство среди тех, кто понимает, что именно имеет в виду Рисаль. Но таких немного. Друг Рисаля, «мушкетер» Хосе Сесилио, пишет ему из Манилы по получении текста речи: «Думаю, что немногие здесь поймут всю глубину и значение твоей речи».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное