Хосе Ризаль

«Народ, которого Камилл Демулен повел на Пале-Рояль в решительную июльскую ночь, был безоружен. Вряд ли хоть один из них обладал более смертоносным оружием, чем молоток. И все же от эха их шагов рухнул абсолютизм даже в отдаленных углах Европы».

Бонифацио вовсе не намерен был ждать, пока все филиппинцы получат университетские дипломы и в изысканных выражениях прославят сладость свободы.

Он звал на бой и сумел своим убежденным красноречием увлечь и других лидеров «Катипунана». Подготовка народного восстания продолжалась.

Ризаль, между тем, не только отказался от участия в восстании, но приложил все усилия, чтобы покинуть Филиппины.

В начале 1896 года он получил от своего друга Блюментрита письмо, описывавшее события на Кубе. На Кубе уже давно велась повстанческая борьба населения, и кровавые попытки правительства подавить ее не прекращались. Блюментрит рассказывал о бедственном положении раненых в кубинских госпиталях, об ужасной тропической лихорадке, косившей и здоровых и раненых солдат, о нехватке врачей.

Письмо друга вызвало у Ризаля желание поехать на Кубу в качестве врача. Не наносить раны, хотя бы и врагам, а лечить раненых и больных — в этом видел свое призвание Ризаль. Он обратился к генерал-губернатору с просьбой разрешить ему отправиться врачом-добровольцем в испанские военные госпитали на Кубе.

Деспухола сменил уже новый генерал-губернатор Филиппин — Рамон Бланко, будущий жестокий палач, а по существу — безвольная игрушка в руках монашеских орденов.

Бланко «милостиво» согласился на предложение Ризаля. Однако доктор-доброволец продолжал оставаться арестантом; на Кубу он должен был отправиться обязательно на испанском корабле через Испанию.

Первого августа 1896 года изгнанник покинул место своей четырехлетней ссылки. Его сопровождала жена, которая должна была остаться на время отъезда Ризаля с его родными в Биньяне или Маниле.

Товаро-пассажирские пароходики, связывавшие Дапитан с Манилой, двигались томительно медленно. Во время долгих стоянок в портах Ризаль по нескольку часов проводил на берегу. В Думагуэте он присутствовал на банкете, устроенном в его честь, в Себу он успел произвести сложную глазную операцию.

Когда, наконец, каботажный пароходик пришвартовался в Маниле, выяснилось, что Ризаль опоздал. Пароход на Барселону отошел за несколько часов до его приезда. Это случайное опоздание стоило Ризалю жизни.

Клич восставшего Балинтавака

Подготовка восстания была еще далеко не закончена. Число посвященных членов «Катипунана», знавших о готовящейся вооруженной борьбе, было сравнительно невелико. Между тем смутные слухи о готовящейся борьбе стали доходить до колониальных властей.

При царившей на Филиппинах системе шпионажа и сыска можно лишь удивляться, как существование этой массовой народной организации оставалось так долго неизвестным властям. Это доказывает, какая дисциплина господствовала внутри «Катипунана».

Но чем шире охватывал «Катипунан» подготовкой к восстанию народные массы, тем труднее становилось скрыть это от властей.

Еще 5 июля 1896 года лейтенант гражданской гвардии из города Пасига доносил секретарю генерал-губернатора в Манилу: «Личности из столицы и соседних городов провинций вербуют людей для неизвестных целей. Они заставляют их подписывать собственной кровью, полученной из ранки на руке, клятвенные обещания не выдавать целей некоей тайной Ассоциации или ее условных знаков с предупреждением, что тот, кто изменит тайне, заплатит своей жизнью». В своем доносе лейтенант сообщает, что цели тайной организации политические, что она собирает и распределяет оружие и возбуждает ненависть народа к Испании.

В начале августа приходский священник Фернандес из Сан-Педро Мокатана также доносит в Манилу о таинственных агитаторах. Он требует срочных кровавых мер, но не знает, откуда идет вся эта агитация, и поэтому советует в первую очередь арестовать для устрашения населения всех наиболее видных и богатых уроженцев Филиппин.

Первые доносы заставляют колониальные власти насторожиться. Но генерал-губернатор Рамон Бланко твердо уверен в своей популярности и любви к нему филиппинского народа. В этих доносах он склонен видеть лишь обычную подозрительность монахов, всегда ожидавших восстания на Филиппинах, и стремление лейтенанта гражданской гвардии выслужиться. Мы знаем, а Ризаль прекрасно описал в своем романе, многочисленные случаи «восстаний», измышленных и спровоцированных провинциальными и местными властями, чтобы получить награды и повышения по службе.

Но скоро слухи получили новое и бесспорное подтверждение.

Глубокой ночью 19 августа в дом приходского священника в предместье Манилы — Тондо ворвалась мать-начальница женской монастырской школы. Дрожа от ужаса, она сообщила патеру Хилю, что ею раскрыт кровавый заговор, ставящий целью вырезать всех испанцев на Филиппинах.