В дальнейшем мы с ним много и откровенно говорили на самые разные темы, и я скоро понял: этот украинский крестьянин (впрочем, украинцем он мог считаться только наполовину – матушка у него была русской) во многом на меня походил. Так, Цейко поначалу наивно полагал, что германская армия, сбросив иго большевизма, поможет как России, так и Украине встать на путь свободного развития. Но, как и я, он быстро разочаровался в немцах как потенциальных «спасителях» русского (да и украинского – какая разница) народа. Мы оба поняли, что гитлеровский фашизм, как и сталинский коммунизм, по сути, две стороны одной медали – название которой: кровавая диктатура…
Около девяти вечера, закончив с делами, мы вышли на улицу, и я предложил вместе отужинать:
– Давайте ко мне, Петр Евсеевич! Выпьем по сотке за мою успешную поездку к сыну.
– Что ж, я не против.
Вскоре мы сидели при свете «керосинки» в моей крохотной комнатушке в небольшом коттедже, расположенном в полукилометре от канцелярии «курсов». Помимо меня здесь квартировали еще два абверовских офицера – пожилой капитан и обер-лейтенант, мой ровесник, – сейчас они, я это знал, находились в командировке на западном фронте. Кстати, Цейко проживал в таком же домишке по соседству, надежно укрытом с воздуха вековыми тополями – вокруг расстилался старинный лесопарк.
– За тебя, хлопче, – поднял стопку Цейко. – Счастливо съездить!
Мы выпили по полстакана дрянного немецкого шпанса, закусили пайковыми консервированными сардинками.
– Еще по стопочке, Петр Евсеевич?
Тот молча кивнул, и мы повторили – только теперь тост произнес я:
– Знаю, Евсеич, что считаешь меня неисправимым оптимистом – но все же, в очередной раз скажу: «За Россию! Чтобы не мы, так хоть наши дети жили в свободной стране. За Россию без коммунистов!»
Цейко недовольно поморщился, а когда выпил, хмуро сказал:
– Не разделяю твоего оптимизма. По-моему, грядущая победа только усилит сталинский режим.
– А я считаю – как раз наоборот! Победа в этой страшной войне будет первым шагом на пути к освобождению от большевизма…
– Бред какой-то! – прервал меня собеседник, в сердцах пристукнув ладонью по столу. – Ты, Сашко, как тот сельский поп…
И он в очередной раз начал излагать свою любимую притчу – но теперь уже я оборвал его на полуслове:
– Да погоди ты, Евсеич, дай договорить!
Не знаю, что на меня нашло, но именно сейчас мне вдруг захотелось поделиться самым сокровенным и выстраданным. Тем более единственным человеком, кому я здесь полностью доверял, был Цейко.
– Никому об этом раньше не рассказывал – тебе первому.
– О чем ты?
– А ты послушай, Петр Евсеич, это к нашему разговору о будущем России. Начну свою историю с декабря сорок первого – незадолго до того, как перешел к немцам… И не морщись, много времени я у тебя не займу!