Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером

«Вы, господин Штрассер, – неистовствовал Гитлер, стуча кулаком по столу (при этом стол аж подпрыгивал), – не понимаете всех этих расовых вопросов. А поскольку вы не знаете ничего в этой области, то и строите ошибочную внешнюю политику. Например, вы неоднократно высказывались публично в пользу так называемого Индийского освободительного движения, хотя на самом деле это всего лишь обычное восстание подчиненных индийских народов против высшей англо-нордической расы. Нордическая раса имеет право править миром, и мы должны это право сделать путеводной звездой нашей внешней политики».

Очень жаль, что книга Отто Штрассера, в которой содержится эта беседа, не стала достоянием широкой общественности еще несколько лет назад и что Гитлер не стал почетным членом клубов в Симле, Бомбее и Калькутте, которые просто обласкали бы его, достигни эти милые слова ушей остального мира. В следующем предложении он высказывается в том же духе:

«Именно по этим соображениям мы никогда не сможем объединиться с Советской Россией, где еврейская голова покоится на русско-татарском теле. Я знаю славян по своим родным местам. Раньше, когда на славянском теле сидела немецкая голова, сотрудничество с Россией было возможно, и Бисмарк сделал это. Сегодня же подобный шаг будет просто преступлением».

Отто Штрассер отвечал, что он просто не может понять таких взглядов по вопросам внешней политики. Единственное, с чем следует считаться – полезна или вредна для Германии та или иная линия в области внешней политики. Первый вариант, по его словам, был единственно правильным – хотя само по себе данное государство ему лично могло либо нравиться, либо, наоборот, вызывать отторжение. Второй вариант, по его убеждению, был неприемлем – причем вне зависимости от его личной привязанности к данному государству и его населению.

В сфере внешней политики для Германии было жизненно необходимо, говорил он, отбросить путы Версальского договора, причем в поисках держав, чьи интересы по этому вопросу могли хоть как-то совпадать, он остановился только на Италии и России. Именно поэтому он полагал, что сотрудничество с Италией будет мудрым и дальновидным шагом, хотя сами по себе итальянцы его не привлекали. Более того, он даже считал теоретически возможным сотрудничество с Россией, хотя большевизм был ему столь же антипатичен, как и фашизм. Когда на кону стояли интересы Германии, ему было безразлично, кто перед ним – товарищ Сталин или синьор Муссолини, мистер Макдональд или месье Пуанкаре.

Разговор, который и так длился слишком долго и, по вине Гитлера, едва-едва не срывался до уровня бессмысленного трепа, продолжился речью Гитлера о «грядущем нордическо-германском правлении в Европе», однако Штрассер попросил его на этом остановиться и перенести беседу на следующий день. Будучи оптимистом по натуре, он предложил посвятить его вопросу, который был крайне интересен для него – социализму, причем в том виде, в каком он его понимал.

Когда идейные противники встретились на следующий день, Штрассер поспешил нанести удар первым. Он заготовил пространное объяснение своих воззрений на социализм и путей применения их на практике. Он произнес все необходимые слова, пытаясь прижать Гитлера к стенке и выдавить из него откровенное признание.

«Вы же согласитесь со мной, – сказал Штрассер Гитлеру, – что свержение существующего режима, на которое мы обоюдно работаем, станет целостной, настоящей революцией в политической, экономической и духовной сферах, революцией, которую нужно разворачивать и доводить до конца во что бы то ни стало? Это значит, что мы должны равно быть непримиримы по отношению и к капитализму, и к международному марксизму. Поэтому главный вопрос сегодняшней нашей беседы, повестка дня, так сказать – тот, что наша кампания не должна ограничиваться «борьбой против марксизма», но что ее следует проводить и как борьбу с капитализмом. Но это требует четкой позиции по главному вопросу – вопросу частной собственности. Я считаю, что принцип «неприкосновенности частной собственности» исключает всякие шансы на существование немецкого социализма. Конечно, я понимаю, что вся цивилизация базируется на собственности. Но именно потому, что материальные обстоятельства, в которых находится человек, определяют возможности его развития как личности, формируя честную и четкую манеру поведения, и именно потому, что собственность, таким образом, становится основой для независимости и самостоятельности, как раз и необходимо предоставить тем самым 80 процентам немцев, которые сегодня не обладают собственностью, возможность собственность приобрести. А капиталистическая система такой возможности не дает».