Хотел ли Гитлер войны: к истокам спора о Сионе

Впоследствии среди руководства национал-социалистов ходило немало слухов и сплетен и многие задумчиво качали головой, касаясь этой темы. Однако со стороны Гитлера ни разу не прозвучало и намека на то, что делал он в это время В Мюнхене. Глухо молчит об этом и Mein Kampf. Вообще, это один из самых темных моментов во всей его мрачной истории. Я бы, наверное, пожертвовал всем, что у меня есть, только бы узнать, на кого в действительности работал этот человек не только тогда, но и во все последующие годы.

Первым мое внимание к этому примечательному эпизоду из биографии Гитлера привлек именно Отто Штрассер. И хотя я весьма тщательно изучал эту проблему, я как-то упустил этот момент из виду. Думаю, что вряд ли кто обратил вообще на него внимание и уж тем более обсуждал его. И действительно, даже такой человек, как Отто Штрассер, который оказался, как говорится, в самой гуще этих бурных событий, вынужден ставить этот сюжет на должное место. Так что будущие историки должны благодарить его за это, потому что вроде бы о Гитлере мы знаем очень много, но есть такие вещи, которых мы не знаем вообще. А они очень важны. Потом, когда мы узнаем о нем еще что-нибудь и сможем более четко различать ту двойную или тройную игру, которую он вел, то окажется, что именно этого фрагмента и не хватало, чтобы составить до конца замысловатую мозаику его жизни.

Тут нужно поподробнее объяснить, почему это так важно. Советская власть в Мюнхене продержалась с ноября 1918-го по 1 мая 1919 года. Если верить словам Гитлера, как он писал в Mein Kampf, то жуткая ненависть к еврейско-коммунистической революции, разразившейся в Германии, переполняла его с самого ее начала, то есть с первых дней ноября. В конце ноября, уже вылечившись и выписавшись из госпиталя, он уже является на полковой склад — в тот самый Мюнхен, где красные были наиболее сильны.

Его собственный батальон выполнял приказы революционного солдатского Совета. Это настолько не понравилось ему, пишет он, что он как-то ухитрился сделать так, чтобы его направили в лагерь возле Траунштейна, находившийся в нескольких километрах от города. Он утверждает, что вернулся в Мюнхен только в марте. Красные были изгнаны из города фон Эппом и прусскими подразделениями в конце апреля. Следовательно, на протяжении двух месяцев Гитлер, тогда еще солдат, находился в Мюнхене во время расцвета Советской власти, когда городом правили засланные из Москвы евреи, когда там расстреливали заложников.

Приличные баварцы, которые в то время умудрились всеми мыслимыми и немыслимыми способами вырваться из Мюнхена и присоединиться к Эппу, вернулись с ним, чтобы изгнать красных. Этот же путь, ценой большого риска и преодолев много трудностей, проделал и Отто Штрассер.

Гитлер, уделивший множество страниц своей книги пустым оскорблениям в адрес советского правительства в Москве и международного большевизма в целом, в то время спокойно оставался в Мюнхене. Он ни словом не обмолвился о том, как он прожил в городе эти два месяца. Он не описывает тех ужасов, которые встречались там на каждом шагу, он не сообщает о том, что он там видел — и это он, кто позднее будет захлебываться обвинениями в адрес Москвы во времена массовых репрессий, организованных Советской властью.

Но, и это главное, он был солдатом, а солдаты, которые находились в Мюнхене, подчинялись приказам красного командования. Если им это не нравилось, то под покровом ночи они уходили в Тюрингию, чтобы присоединиться к фон Эппу. Гитлер этого не сделал. Тогда получается, что он был красным! Возможно, он тоже носил красную повязку на рукаве. Быть может, вместе с остатками мюнхенского гарнизона он сражался и с войсками фон Эппа.

Интересно, обошел бы молчанием в своей книге такой знаменательный период иной человек, окажись он во главе партии, да не простой, а Национал-социалистической? А вот Гитлер ограничивается лишь невнятным упоминанием о том, что его за три дня до падения Советской власти «едва не арестовали». И далее за этим сразу следует предложение, начинающееся со слов: «Через несколько дней после освобождения Мюнхена я…» И ни слова о том, почему он остался в городе, ни одного упоминания о зверствах красного режима, свидетелем которых он был, ни слова о тех ожесточенных боях, что предшествовали освобождению Мюнхена, ни слова о триумфальном вступлении в город армии фон Эппа.

Каждый более-менее значимый руководитель национал-социалистов или штурмовиков в те дни сражался в составе добровольческих корпусов в том или ином уголке Германии. И именно это дало им основания претендовать на дальнейшее восхождение по партийной лестнице. Но сам фюрер — этот главный противник красных — был в Мюнхене. И это он, человек, якобы всегда преисполненный чуть ли не религиозной ненависти и презрения к большевикам, не сохранил ни единого, достойного быть занесенным в анналы истории воспоминания о жизни при них в городе, который он почитал для себя чуть ли не родным…