Хождение к Студеному морю

Спали долго – очень устали. Когда Корней проснулся, солнце стояло достаточно высоко. Над головой чисто выметенный небосвод, а вот котловина под ним сплошь залита туманом. Полюбовавшись еще раз на панораму гор, Корней направил упряжку к тропе. Спуск оказался столь крутым, что, дабы нарты не наезжали на собак, приходилось изо всех сил тормозить остолом. Тем временем солнце и оживший ветерок взрыхлили, расшевелили муть, и бугристая белая лава стала вслед за речушкой вытекать в разрыв между гор.

Внизу было заметно теплее. Ветки березок подернуты зеленью недавно распустившихся листочков. Собаки, учуяв запах дыма, заторопились. Полозья теперь не скрежетали, а тоненько пели.

Стан кочевников располагался на берегу, прямо напротив говорливого переката. Ниже речушка успокаивалась и мирно плескалась у ног пасущихся оленей. Олени линяли, и зимняя шерсть отваливалась клочьями. Поскольку летняя еще не успела отрасти, на боках проглядывала голая кожа.

Это были те самые эвены, по следам которых шел Корней. Их стоянка была вынужденной: один из быков сломал при спуске ногу, и кочевникам пришлось его зарезать. Появление Корнея они восприняли спокойно:

– Дорова, приехал! Это про тебя говорят, что на одной ноге на Чукотку идешь? – спросил пожилой эвенк по имени Игнат.

– Да.

– Ты молодец. Горы не ходи, с нами ходи. Встанем на кочевье, отдохнешь и к океану по Раучуванке выйдешь. Там Певек. Там пароходы… Горы не ходи. Там собак кончаешь.

Корнею сразу вспомнилось, с каким трудом лайки поднялись на перевал. Да и сам культю уже до крови натер. Оценив ситуацию, он согласился.

При этом в который раз был поражен осведомленностью кочевников о происходящем в их пустынном, оторванном от остального мира крае. Как? По каким таинственным каналам они получают информацию, для него было загадкой.

Впрочем, он и за собой начал замечать, что в этих бескрайних пространствах стал «слышать» на расстоянии. Поднимается на увал и знает, что сейчас встретит росомаху. Дорогу, даже если по ней ни разу не ходил, тоже откуда-то знает.

Перевалив невысокую горную цепь, караван, подгоняемый гортанными криками кочевников, въехал в громадный цирк. Судя по отполированным склонам и нескольким моренам, по нему прополз не один ледник. Не спеша почаевничав, продолжили путь.

Аргиш больше не останавливался до тех пор, пока не вышел на обширный луг с тучной травой и белесыми полями кудрявого ягеля. Его тут было до того много, что в воздухе витал грибной дух. Среди ветвистых кустиков ягеля белели цветы костяники. Пройдет время, и на их месте вызреют красные, с чуть заметной кислинкой ягодки.

Эвены распрягли оленей. С верховых сняли седла и отогнали их к основному стаду. Где те набросились на молодую сочную траву: ягель, по всей видимости, за зиму опостылел. Сами кочевники, на ходу жуя вяленую оленину, принялись обустраивать стан.

Если животные приближались к стоянке, люди отгоняли их. В период роста рогов олени из-за нехватки солей готовы съесть все, что может восполнить их недостаток: угольки от костра, продукты и даже одежду.

Скитник, освободив собак, помог ставить чум и, сев на нарты, с интересом наблюдал за оленятами. Одни азартно гонялись друг за другом, другие отважно поднимались на задние ножки – словно собирались атаковать и тут же разбегались в разные стороны. Два взрослых быка паслись в стороне от всех. Корнея насторожил их понурый, истощенный вид. Подойдя к ним поближе, разглядел в довольно жидких испражнениях белых червячков.

– Игнат, вон тех хворых быков необходимо срочно изолировать, иначе заразят все стадо. Помет надо собрать и закопать, а я пока приготовлю настой сабельника и багульника для лечения.

Багульник искать не было нужды – он рос тут же в низинках, а вот на поиски сабельника ушло много времени. Приготовив наконец отвар, Корней принялся поить им больных животных. Те пили с жадностью – видимо, организм требовал именно этого взвара. На третий день эти олени ничем не отличались от здоровых.

Установились теплые, а временами благодаря незаходящему солнцу даже жаркие дни. Правда, по утрам чуть выше нуля, но к обеду припекает так, что можно загорать. А вот «ночью» воздух быстро остужает вечная мерзлота, прикрытая лишь тонким слоем оттаявшей земли.

Казалось бы, наслаждайся, радуйся теплу, да вот беда: стоило ослабнуть ветру, начинали свирепствовать беспощадные кровопийцы: днем – пауты, слепни, с вечера до утра – комары и мошка. Особенно страдали олени. Когда им становилось совсем невмоготу, они заходили в воду.

Корней в свободное время рыбалил. В первый же день намотал на крючок ворсистую нитку с шерстяного носка. Волоски разлохматил так, чтобы затопорщились во все стороны. С такой простецкой, зато «долгоиграющей» наживкой и удил. Хариуса в речке оказалось так много, что стоило наживке коснуться воды, как радужная рыба бьется на крючке. Клевало, правда, только в определенные часы. Особенно хорошо утром и ближе к вечеру. Часть улова отдавал жене бригадира, остальное, распластав, развешивал на ветру вялиться.

Океан. Одинокий старовер