Хождение по трупам

Три. Сидеть уже сил нет, я полтора часа уже сижу, припарковавшись здесь, — и до этого сидели вдвоем в машине порядка часа, ну минут сорок минимум. Конечно, “Мустанг” удобный, и, судя по тому, с какой гордостью о нем говорит Рэй, редкий какой-нибудь, коллекционный — здесь в Америке принято гордиться тем, что у тебя, скажем, “Мустанг", или “Бьюик”, или “Шевроле” семьдесят третьего к примеру года. Когда так говорят — со значением указывая модель и год выпуска, — то это означает, что или выпустили в том году небольшую серию, или еще какие достоинства есть у этой машины, какая-то эксклюзивность. И ими, такими автомобилями, гордятся, их полируют, постоянно в них копаются, бережно моют, ухаживают, как за женщиной, — короче, относятся не так, как к обычным серийным машинам. В Москве машина, которой больше десяти лет уже и машиной-то не считается, так, развалюха, даже если это “Мерс” или БМВ, а тут это суперавтомобиль, и владелец вполне может иметь другую машину для постоянных разъездов, а на этой выезжать по особым случаям. А что им — дороги хорошие, пробег в сто тысяч миль, в сто шестьдесят тысяч километров то есть, считается маленьким, в то время как в Москве это уже запредельная цифра, там столько машины не живут. Но это в Москве…

…Ты не подумай, кстати, что я там особенно скучала по столице бывшей своей родины — если честно, то совсем нет. Никого у меня там не осталось, и ничего не осталось, не считая твоей могилы. И никто меня не ждал там, и делать мне там было нечего — я ведь умерла в Москве, чтобы заново родиться в Лос-Анджелесе. А редкие сравнения местных обычаев с московскими — это не удивление американскому образу жизни и не порицание советского, это, скорее, для тебя, для моего единственного собеседника, для которого и предназначается весь этот монолог. Я, конечно, в курсе, что ты об Америке знаешь не меньше меня, пусть не жил здесь, но бывал часто, а просто сообщаю на всякий случай.

А может, я и для себя заодно эти параллели провожу — ведь все познается в сравнении, и не зная что такое белое, черное оценить нельзя. Представляю, как бы радовались американцы, даже самые средние, своему счастью, знай они, как живут в России — не понаслышке, не по телевизионным передачам, а по собственному опыту. Перенеси их на год туда, пусть даже в Москву, в лучший и самый богатый город, и потом верни обратно, они до конца дней своих — если не помрут от переживаний и выпавших на их долю страданий — будут искренне считать, что лучше Америки страны на свете нет и не будут никогда уже возмущаться президентом, критиковать политику правительства, устраивать марши протеста по самым разным поводам. Они будут сидеть тихонько по домам, и глупо улыбаться, и целовать по сто раз на дню землю под ногами и национальный флаг, и восхищаться ценами в магазинах, которые после России будут казаться им абсурдно низкими, и уверять, что никакой преступности в Штатах нет, и все такое прочее.

Я, правда, не хаяла Россию после того, как переехала в Штаты, — я и там жила неплохо, потому что у меня не было особых запросов, а с тобой вообще жила как в сказке, и здесь мне неплохо. Но тем не менее иногда сравнивала — хотя в Москве не была с осени 1995 года, то есть давным-давно, и больше туда не собиралась. До отъезда Корейца, может, и мелькала иногда мысль, что когда-нибудь, лет через десять, можно было бы съездить на пару недель, навестить тебя, посмотреть, что там и как, — но после того как он уехал туда и пропал, таких мыслей больше не возникало…

Без двадцати четыре. “Мустанг” удобный, спору нет, но не настолько, чтобы сидеть в нем безвылазно столько времени. И тишина уже начала давить всерьез, и я, хотя и договорились с Рэем, что не буду вертеть головой, чтобы его не выдать, на случай если кто-то подкрадется близко, косилась то вправо, то влево, пытаясь понять, где он, — и думала, каково ему сейчас, каково сидеть, затаившись, и ждать.

Ленчик, конечно, не король, для него пунктуальность — не вежливость, но почему же он не появился все-таки? Понятно, что это свидетельствует о том, что он не импульсивный идиот — но что он будет делать дальше? Оставит меня в покое? Точно нет. Попробует меня заложить ФБР? Тупость. Улетит на время? Это плохая мысль, это значит, что я никуда не смогу уехать, потому что обязана отомстить за всех.