– Открыточки желаете? – ласково поинтересовалась баба, откладывая любовный роман. – К Восьмому марта есть, красивые…
Если учесть, что на дворе двенадцатое число первого месяца весны, предложение выглядело весьма заманчиво.
– Это отправили от вас? – сунула я ей под нос телеграмму.
– Да, – ответила служащая, – а в чем дело?
– Адрес отправителя есть?
– Тайна почтовой переписки охраняется законом, – торжественно сообщила бабища.
– Милиция, – рявкнула я и продемонстрировала ей свое рабочее удостоверение.
– Так бы сразу и говорили, – заворчала тетка, вытаскивая стопку исписанных бланков, – вот она, ваша телеграмма, глядите.
Я уставилась на серую бумажку. Да, она. «Извини, вынужден задержаться, приеду десятого марта. Богдан». Текст написан аккуратными, круглыми буковками, даже запятые расставлены, хотя, насколько я помню, вместо них следует употреблять сокращение «зпт», а может, путаю – давным-давно не отправляла никому телеграмм, да и зачем это делать, когда есть телефон?
Под текстом также очень четко и аккуратно стоял адрес: Москва, улица Ударников, дом восемь, квартира семь. Королев Евгений Сергеевич.
Я села на табуретку. Ну и ну. Я случайно знаю, где находится эта улица – возле ВДНХ, или ВВЦ по-новому. В год, когда я поступала в консерваторию, ездила туда почти каждый день. В большом кирпичном доме, номер которого за давностью лет выветрился из моей памяти, жил мой репетитор по русскому языку. Будущие студенты должны были писать на одном из вступительных экзаменов сочинение, и мамочка решила подготовить меня наилучшим образом. Однако зачем Королев Евгений Сергеевич отправился на край света, чтобы дать телеграмму? Неужели в районе выставки не нашлось ни одной почты! Мог, в конце концов, поехать в центр, на телеграф, какого черта поперся в Журавлево?
– Долго еще читать будете? – поинтересовалась баба. – Закрывать пора.
Я глянула на часы. Без десяти восемь. Не может быть, я вышла из метро без пятнадцати шесть.
– Ваши часы спешат.
– Ага, – совершенно не смущаясь, ответила служащая, – есть немного, сейчас на самом деле четверть восьмого. Только народу нет никого, и не придут.
– Почему?
– Ночь на дворе, если кому надо – есть дежурное отделение, а тут только один дом пока, но уже новые строят, скоро обрастем клиентами, – словоохотливо заявила баба и стала собирать сумку.
Я вышла на улицу и вздрогнула. Темнота сгустилась, впереди лежал безлюдный пустырь. Нацепив поверх шапочки капюшон, я понеслась по обледенелым комьям и через пару минут оказалась перед угрожающе тихим кладбищем. Сердце провалилось в ноги, желудок, противно сжавшись, наоборот, поднялся вверх, к горлу, по затылку и спине забегали мурашки. Мне совершенно не хотелось идти ночью одной через заброшенный погост, но альтернативы не было. Может, и имелся обходной путь, но я его не знала, а бродить по окрестностям хотелось еще меньше, чем пересекать кладбище. Но делать нечего, пришлось, сдерживая вопль ужаса, ступить на довольно широкую дорожку, обрамленную могилами.
Половину пути я проделала бегом, потом в боку закололо, ноги отяжелели, пришлось остановиться и сесть на одну из покосившихся скамеечек. Тут только до меня дошло, какого дурака сваляла. Следовало просто быстрым шагом пересечь опасный участок, а я понеслась сломя голову, но, будучи человеком совершенно нетренированным, мигом выбилась из сил и теперь вынуждена сидеть в жутком месте, разглядывая могилы. Было тихо-тихо, словно рядом не огромный мегаполис, а дремучий лес.
Я слегка отдышалась и уже собралась продолжить путь, как вдруг один из огромных крестов задвигался, а потом повалился набок. Я оцепенела, в полном ужасе наблюдая, как шевелится нечто, больше всего похожее на кучу тряпья. Потом оно выпрямилось и превратилось в корявую, коротконогую фигуру. Нечто вытянуло руки вверх. Я глянула на ожившего мертвеца, хотела опрометью броситься прочь, но ноги словно подломились в коленях.
Зомби тянулся к черному мрачному небу, лица его я, слава богу, не видела. Существо неожиданно издало дикий звук, похожий на вой.
Я вскрикнула, но сдвинуться с места не смогла, ноги парализовало. Мертвец повернулся в мою сторону, потом, хрипло закашлявшись, шагнул к скамеечке, где, потеряв остатки самообладания, сидела я. Фигура делалась все больше, когда она закинула ногу, чтобы перелезть через ограду, отделявшую могилу от дорожки, я, коротко взвизгнув, лишилась чувств.
Я очнулась – по лицу текли струйки воды, нос ощущал неприятный запах. Не открывая глаз, подумала: ну и дрянь же приснилась! Про кладбище и ожившего мертвеца.
– Эй, – раздался незнакомый, хриплый голос, – ты как, жива?
Я села и, больно ударившись головой о потолок, открыла глаза. Передо мной предстало маленькое, темное помещение, освещенное свечкой, воткнутой в консервную банку. У стены, на ящике, сидела баба с испитым лицом.
– Во, – сказала она, – очухалась! Я-то уж испугалась, не ровен час, помрешь, тащи тебя потом на свалку, хлопот не оберешься.
– Где я?
– У меня в гостях, – хмыкнула бомжиха, – добро пожаловать в гостиницу «Вечный приют».