Хождение в Москву

Кроме зажатой в истоке улицы церковки в устье Ильинки возвышалась сотни лет непревзойденной красоты церковь. Она появилась в 1680 году стараниями гостей из Архангельска, братьев Филатьевых. Они возвели пятиглавый храм. Его нижний этаж служил хранилищем товаров и усыпальницей. Над ним высились стены, украшенные шестигранными окнами и венцами, подпиравшими башенки куполов, усеянные звездами. По обету братьев внутри храма установили высокий крест с частицами мощей 156 святых. Поэтому церковь Николы, в отличие от других одноименных, называли Никола Большой Крест. Авторы путеводителя «По Москве» 1917 года видели храм светло-голубым. Не скрывая восхищения, они писали: «Особенно интересны крыльца, в сложной обработке которых чувствуется уже настоящий рисунок барокко. Великолепное убранство этого храма ставит его в ряд с самыми лучшими образцами русского искусства». В справедливости этих слов можно убедиться в трапезной церкви Троице-Сергиевой лавры, куда попал иконостас, созданный по заказу братьев Филатьевых царскими изографами Оружейной палаты. От храма остался фундамент, присыпанный землей чахлого сквера. Помянутые два крыльца, выходившие на тротуар, послужили большевикам в 1933 году основанием для сноса шедевра. Очевидец разрушения поэт Юрий Ефремов, потрясенный злодеянием, писал:

И выдрана с корнем, оторвана с мясом,
Обрушена навзничь немая глава.
И – ах! пронеслось по напрягшимся массам,
Услышавшим боль и забывшим слова.
И звезды, блиставшие золотом звезды
С размаха упали на крышу ничком
И в выступ кирпичный уткнулись, как гвозди,
И купол застрял на уступе торчком.
Так рушилась церковь…

На Ильинке, кроме церкви Ильи Пророка, не осталось ничего от средневековой Москвы. Сломали вслед за Николой храм Ипатия, принадлежавший подворью знаменитого Ипатьевского монастыря в Костроме. Поводом к сносу послужило «письмо трудящихся» в Моссовет, что церковь «расположена против здания ЦК ВКП(б) и своим присутствием только влияет на небольшую часть отсталого населения». О разрушенном храме напоминает название Ипатьевского переулка. Из многочисленных некогда подворий Китай-города сохранились в переулке палаты Пафнутьева-Боровского монастыря. Их передвинули в глубь двора, когда на закате советской власти сооружали столовую ЦК партии. Тогда памятник ХVII века обмерили и исследовали досконально, вернули, насколько это было возможно, утраченный вид. Одноэтажные каменные палаты, крытые черепицей, состояли из пяти сводчатых залов и тянулись на 26,5 метра.

Соседние красные палаты в Ипатьевском, 12 принадлежали богатому «гостю» Ивану Чулкову и находились в его купеческой усадьбе. Стены дома сплошь покрыты вытесанными вручную из кирпича наличниками, карнизами, «лопатками» и поясами между этажей. Все это дополнялось утраченным Красным крыльцом.

Усадьба купца перешла Симону Ушакову для «иконописного завода, что с учениками». Это последний великий русский иконописец Московской Руси, игравший роль главного художника Кремля. Он писал фрески и иконы, делал рисунки монет, украшал ружья, гравировал, чертил карты и планы. Симон Ушаков решился писать иконы «как в жизни бывает». Плоские лики святых у него предстали в объеме, он использовал светотень, чтобы создать «световидные образы» по примеру художников Западной Европы. «Живоподобные образы» вызвали ярость у многих современников, в числе которых был неистовый протопоп Аввакум. По поводу художественных новаций он высказался так, обращаясь к патриарху Никону и его сторонникам: «Посмотри на рожу свою и на брюхо свое, никонианин окаянный, – толст ведь ты. Как в дверь небесную хочешь войти?.. Взгляни на святые иконы и смотри на угодивших Богу, как хорошие изографы изображают их облик: лица и руки, и ноги тонки и измождены от поста и труда... А вы ныне подобие их переменили, пишите таковыми, как вы сами – толстобрюхих, толсторожих, и ноги, и руки как тумба… А то все писано по плотскому умыслу, так как сами еретики возлюбили толстоту плотскую и отвергли возвышенное… Ох, ох, бедные! Русь, чего-то тебе захотелось иностранных поступков и обычаев!» Взгляды Аввакума разделяли искусствоведы ХХ века, полагавшие, что ангелы «Троицы» Симона Ушакова (в Русском музее) выглядят грузными в своей грубоватой телесности, а их объемность лишает святых одухотворенности и поэзии, присущей «Троице» Андрея Рублева.