Хождение в Москву

Так проходит полчаса, пока наконец опоры не поднимаются над краями бетонного ствола. Винт опускает на плечи башни всю тяжесть 200-тонного агрегата.

На часах 8.20. Солнце давно поднялось выше нас и залило все майским светом. Сейчас его лучи не страшат никого на рабочей площадке. С лучами, как и с ветром, здесь не шутят.

Лифт поднимает утреннюю смену монтажников, а ночная смена в таких точно касках покидает рабочее место. Умытые светом люди не выглядят усталыми после бессонной ночи, после того, как они поднялись выше Эйфелевой башни...

Третье восхождение происходит осенью, в дни, когда москвичи стали спрашивать, глядя на башню:

– Как ее держит земля?

Взгляды, брошенные на башню, рождают множество вопросов, произносимых одними мысленно, другими вслух, с тех пор как труба Останкинской башни поднялась над землей. 24 тысячи тонн железобетона уложили в ее ствол монтажники. Последний кубометр поднят 15 сентября 1966 года и залит в основание площадки, что станет поддерживать стальную антенну. Последний кубометр бетона – праздник, собравший всех, кто осуществлял уникальное строительство.

– Я всего лишь автор инструкции по применению бетона, – сказал мне о себе генеральный контролер Борис Тринкер.

Думаю, эта инструкция дополняет проект башни инженера Никитина. Контролер имел дело с серо-стального цвета бетоном за два года до того, как его уложили в ствол. Серые кубы бетона я увидел в опустевшей лаборатории, где два года длилось испытание холодом и теплом. Бетон замораживали беспрерывно 500 раз, затем разогревали: крепость его только увеличивалась.

Первый куб бетона уложили в котлован, покрыв обнаженный пласт земли и брошенные по традиции на дно монеты. Их кидали все, начиная от землекопа, кончая начальником строительства, припасшим новенький металлический рубль. Бетон навсегда покрыл кружочки металла, тот бетон, что будет служить и тогда, когда исчезли из обращения монеты.

Ни одно сооружение мира из железобетона не подвергнется такому чудовищному воздействию ветра, мороза, солнца, как телебашня в Останкино.

– Башня будет вечной, – такие слова произнес генеральный контролер по бетону. Они сказаны с сознанием исполненного долга.

В железобетонный пьедестал телебашни уложены тысячи тонн цемента завода из Белоруссии, щебня с карьера Украины, песка из Подмосковья и 1500 тонн отличной воды московского водопровода.

Последние струи воды стекают с самого верха ствола – из-под шатра, парящего в поднебесье. Монтажники поливают водой свежий бетон. Следили за регулярностью водной процедуры лаборантки. Их восемь. Они измеряли температуру бетона, прощупывали ствол ультразвуком, брали тяжелые пробы бетона и спускались с ними на землю. Лифт работал не всегда – тогда шли по лестнице. И поднимались по ней на высоту 250 метров, то есть 80-этажного дома.

– Холодно было зимой?

– Когда поднимаешься, жарко…

Есть еще одна наружная лестница на башне, как на заводской трубе, сделанная на всякий пожарный случай. Пожарным не пришлось ею воспользоваться. По этой лестнице спускались монтажники, девушки-лаборантки. В теплой дощатой комнатке застаю трех из восьми – Соню, Альбину, Таню. Они успевали подниматься на башню, ходить в институт. Одна из них встретила на башне суженого. Он монтажник. То ли монтажник заприметил лаборантку, то ли она первая увидела его – башня сохранит эту тайну. Вместе с лаборанткой, которая идет за последней пробой бетона, подхожу к лифту, где стоит котел с супом, шницели, бидон с молоком и ящик с хлебом.

Наверху с нетерпением ждут обеда. Бригада уместилась за двумя столами. От пара из котлов и тарелок стало теплее под куполом шатра. Это последний обед бригады монтажников Алексея Никишина на высоте 385 метров. Будут на башне другие обеды – в высотном ресторане. Но я не променяю обед, приготовленный в рабочей столовой и поданный монтажникам, на обед в «Седьмом небе».

Играет ветер, в распахнутые двери брезентового шатра доносит шум города, стук колес по рельсам, звуки моторов. Вместо люстры нам светит скупое осеннее солнце. Не успеваю встать из-за стола, как бригада исчезает. За минуту все шестнадцать человек поднимаются по лестнице на самый верх, на крышу. Она оцинкована, окольцована оградой. За ней в синей дымке, в облаках, туго перепоясанная нитями железных и шоссейных дорог видна Москва. На этом фоне делают прощальный снимок монтажники. Летописец башни, раз в неделю снимающий для потомков ее рост, на этот раз фотографирует не арматуру, тросы и кладку бетона. Все на местах – кто стоит, кто сидит. Все в кадре. Готово.

– Вира! – командует какой-то весельчак, и бригада встает, чтобы уложить последний кубометр бетона в основание плиты – фундамента металлической антенны.

Бешено вращается анемометр, трепещет на ветру красный флажок. Его монтажники водрузили над кабиной крановщика – на самом высоком рабочем месте Москвы.