Хождение в Москву

Дом на Пятницкой Чичагов декорировал лепниной, у каждого этажа свой орнамент, ни у кого не заимствованный. Самый высокий, в шесть этажей, доходный дом на Пятницкой, 20, сосуществует век рядом со старинным особняком в стиле ампир, украшающим улицу после пожара 1812 года.

Самые богатые жили не в доходных домах. Модные архитекторы строили им особняки, непохожие на те, в каких некогда царили вельможи екатерининских времен. На Пятницкой, 33, жена потомственного почетного гражданина О. П. Коробкова заказала самому популярному архитектору Льву Кекушеву особняк. Он создал его в стиле эклектики, нагрузив фасад украшениями, свойственными барокко и классицизму. Этот особняк входит в список шестидесяти зданий (среди которых ресторан «Прага»), построенных Кекушевым в Москве на рубеже ХIХ—ХХ веков. Другой архитектор, Сергей Шервуд, сын Владимира Шервуда, автора Исторического музея, построил особняк М. И. Рекк на Пятницкой, 64, в том же стиле. И здесь ионическая колоннада с портиком соседствует с ротондой в стиле барокко.

Как ни хороши шедевры, но образ Пятницкой создают постройки рядовые, одноэтажные и двухэтажные, которых здесь много, как и во всем Замоскворечье.

Гамлеты и демоны Замоскворечья. Сказочно разбогатев, получив образование у лучших профессоров Москвы и Европы, аборигены Замоскворечья покидали малую родину. Так поступили Рябушинские, так поступил Сергей Третьяков, брат основателя Третьяковской галереи. «Колумб Замоскворечья» жил в Яузской части, потом на Волхонке. Василий Кокорев выстроил особняк в Большом Трехсвятительском переулке. В отличие от них еще один купец-легенда предпочитал жить невдалеке от церкви Параскевы Пятницы, на украшение которой денег не жалел. Роскошный храм сломали большевики, обезглавив улицу, а особняк «самого богатого московского промышленника» сохранился в начале Климентовского переулка. Им владел поначалу генерал от инфантерии Н. Д. Дурново. А спустя полвека особняк перешел в руки действительного статского советника, сына крепостного, разбогатевшего на строительстве российских железных дорог.

Его имя знала вся Москва. Он основал Комиссариатское техническое училище, построил каменные сходы к храму Христа Спасителя, проложил рельсы конно-железных дорог, по которым вскоре побежал, заменив лошадей, трамвай. В семидесятые годы ХIХ века в Москве говорили, что Первопрестольная стоит на трех китах – генерал-губернаторе Владимире Долгорукове, директоре Московской консерватории, задававшем тон в культуре города, Николае Рубинштейне, и на Петре Губонине, двигавшем экономику Москвы и всей России. О каждом из них слагали легенды при жизни, все они давали тому основание. Услышав о пожаре дома, где остались без крова артисты Малого театра Михаил и Ольга Садовские, Губонин примчался на пепелище и увез их в свой дом вместе с семью детьми. Узнав о растрате десяти тысяч рублей приказчиком, Губонин велел его оставить в покое, сказав: «Когда я женился, он дал мне на свадьбу взаймы жилетку».

Звезду, дарованную императором, Губонин надевал на длиннополый сюртук. Он ходил в картузе и сапогах бутылками, по адресу которых иронизировал путеводитель «По Москве». Губонин умер в 1894 году, до революции, дыхание которой раньше многих ощутил его современник Василий Кокорев, скончавшийся в 1889 году. Ему принадлежат пророческие слова: «Государство дошло до той глубины бездны, где уже редеет дыхание, не освеженное чистым воздухом». Это он написал в книге «Экономические провалы». В ХIХ веке никто из власть имущих не знал, как от них избавиться. Нашлись другие знатоки, ставшие хозяевами в 1917 году.

Как выглядела в 1917 году Пятницкая, видно на открытках-фотографиях, выходивших в старой Москве. Какой была улица изнутри, как жили, любили и страдали ее обитатели, повествуют «Три года» Чехова. Главный герой, «Гамлет Замоскворечья», родился и вырос на Пятницкой в доме отца, главы фирмы «Федор Лаптев и сыновья». Купец-миллионер занимал верх двухэтажного особняка, где располагалась зала, комнаты детей, спальня, кабинет, столовая, где еду подавала прислуга. А приказчики ютились внизу и во флигеле, по трое и четверо в одной комнате, ели из общей миски. Чехов понимал, такой жизни должен прийти конец.

– Москва – это город, которому придется еще много страдать, – сказал Чехов словами героя, убежденного, что Москва – замечательный город, а Россия – замечательная страна.