Хождение в Москву

Иду с взрывниками почти километр по круглому тоннелю, облицованному бетонными плитами, в сторону Пушкинской площади. Под ногами хлюпает вода. Когда-то тут хозяйничало древнее море, оно оставило после себя известняки четвертой категории прочности. Куски белых глыб, груженные в вагонетки, вывозят нам навстречу.

Все, кто есть в забое, покидают его, уступая дорогу взрывникам, для которых тут уже все готово. Два часа проходчики бурили 50 глубоких отверстий. В них свободно проходит метровая деревянная палка. Она-то и помогает просунуть патрон в толщу известняка, отливающего на свету голубоватым цветом. Почти вплотную упирается в известняк укладчик блоков с поднятой железной рукой – эректором. Эта махина защищена железными листами от взрывной волны.

Тихо в забое. Взрывники работают молча. Один изготовляет боевик, заталкивая в патрон детонатор, другой набивает патронами шпуры, пробуренные по всей площади круга. Силы особой для этого не надо, но, взяв в руки боевик, нельзя уронить его, оставить под ногами.

Когда все 50 отверстий заполнены, концы детонаторов, как у лампочек на елке, последовательно соединяют в одну цепь, оставляя свободными всего два конца. Вот тогда слышу команду:

– Пошли!

Из забоя уходят все. Федосов разматывает и тащит за собой длинный провод. В последний раз он дает оглушительный свисток, оповещая о предстоящем взрыве. Все укрываются в безопасной зоне: камни при взрыве летят на 200 метров…

Пора взять в руки взрывную машинку и крутануть ручку. Замигавшая лампочка – знак того, что можно жать на кнопку. В то же мгновение по тоннелю прокатывается ударная волна, и уши закладывает от канонады. Слышу треск мельчайших камешков, пулями пролетающих в вентиляционной трубе. Запахло взрывчаткой, загудела вентиляция, отсасывая пыль и газы. Заряды подрывались не сразу, а один за другим, словно во время артиллерийского салюта...

Когда мы снова подходим к забою, путь к стене преграждает гора больших и малых камней – шестьдесят тонн породы ожидают погрузки. Сюда спешат поезда с порожними вагонетками. Облегчивший сумку взрывник возвращается на склад, он выполнил свою работу. Навстречу ему идут в забой проходчики.

Второе русло Неглинки. — Гуляли мы на плоту от Александровского сада до устья Неглинки, – сказал мне Алексей Прокофьевич Ивлев, старый капитан московских подземных рек. Сказал так и пожалел, потому что слова эти доставили ему много хлопот. Не раз и не два просил его я «погулять на плоту» на моих глазах. Начиная с плохой погоды, кончая техникой безопасности – все было против повторения поездки на плоту со мной. Пришлось убеждать мастера: «На дно Баренцева моря спускался».

Мастер ничего не ответил на это, а велел ждать погоды. Как всякое водное путешествие, поездка по Неглинке зависела от погоды. Мастер запрокидывал голову, смотрел в небо. Его страшил ливень, как летчиков гроза. В проливной дождь уровень подземной реки стремительно поднимается, и тому, кто не успеет быстро выбраться из подземного русла, – крышка.

Ее можно увидеть на мостовой – круглую железную заслонку на пути к подземной реке, текущей по огромным трубам от Марьиной рощи до Большого Каменного моста.

Если вы все же хотите посмотреть эту реку, приходите на Большой Каменный мост. С его высоты увидите, как клубится волной Неглинка, впадающая в Москва-реку через арку, прорубленную в гранитных камнях Кремлевской набережной.

Берега рек одели в каменные одежды, одну из них упрятали под землю. Но не мешают их слиянию. Глядя, как разливается мутными кругами по Москва-реке серая Неглинка, трудно представить, что в далеком прошлом, а точнее, 28 июля 1728 года, было, как гласят документы, «отпущено в Лефортовский императорский дом из Неглинских прудов к столовому кушанию живой рыбы, а именно: стерлядей ушных 6 по 8 вершков, окуней 20, плотиц 20».

В Москве давно забыли о стерляди из Неглинки, ее прудах, нанизанных по руслу там, где сейчас разбит Александровский сад, плотинах и мельницах, долго махавших крыльями над болотистыми берегами. Забыли и о самой реке, давшей название улице Неглинной. Только в дни больших ливней давала о себе знать покоренная река, переполняя трубу, вырываясь бушующими потоками из колодцев, заливая Трубную площадь. Но в любую погоду каждый день о Неглинке думали несколько работников во главе с Ивлевым, которым Москва отдала на попечение реку.

Наступил срок спускаться в реку. Машина, груженная шпалами, ломами, топорами, водолазными костюмами, отправилась к Кремлю и остановилась у входа в Александровский сад, напротив железной решетки. Рядом на асфальте чернела старинная тяжелая плита.

Если круглые колодцы – дверь в подземную реку, то широкая плита – ворота в подземное хозяйство, царство Неглинки. У него свои законы, границы, управители. Один из них поднимает рычагом плиту. И раньше, чем глаза освоились с темнотой подземелья, я услышал шум воды.