Хождение в Похъёлу

Каукиварри размашисто шагал по тропе. Солнечные блики пятнали деревья и землю. Над головой пересвистывались птицы. Душа пела.

Ноги уносили его прочь от ещё видневшегося сквозь стволы Саусурри в сторону далёкого пока дома. На душе его было радостно: на посвящении внук показал себя более, чем достойно. Все отметили его отвагу и великодушие. И имя дали на зависть прочим. Молодец! Достойный сын своего отца. Тот тоже был хорошим человеком, правда прожил недолго. Будет теперь кем гордиться их семье — в доме вновь появился мужчина. Теперь и ему, Каукиварри, можно отойти на покой. А как будет радоваться маленькая Юмми, слушая рассказы про старшего брата!

Тропа бежала в зелёную чащу. Длинные ноги словно проглатывали её. От стойбища Сууто доносился одинокий собачий брех. Даже неприятная тянущая боль в зажившей ноге не могла омрачить переполнявших старика чувств. Весело вьётся вдогон отступающему сумраку леса охотничья тропа!

В хижину Сарвиемина Атхо пришёл твёрдой поступью, как и надлежало мужчине, хотя внутри весь дрожал от волнения. Хозяин встретил его скупым кивком и радушно пригласил к очагу. Его жена тихо занималась обычными делами, словно ничего особенного не происходило, словно в дом вошёл не гость, а член семьи. Дети же Сарвиемина не могли скрыть своих чувств. Девочка, краснея, посматривала на вошедшего и нервно теребила полу своего платьица, а мальчонка неотрывно пялился на Атхо и широко улыбнулся, поймав взгляд последнего.

Сарвиемин по обычаю предложил съестное, но молодой охотник ел мало, стараясь сдерживать себя. Потом хозяин выставил перед ним туес с малиновой брагой. Завязался разговор о насущном, который вскоре перешёл в планы на предстоявший промысел. Дети, устав от взрослых разговоров, вскоре улизнули, спеша поделиться с друзьями вестью о возвращении славного родича.

Так и вошёл Атхо на правах настоящего мужчины в дом Сарвиемина.

Лес дышал сыростью и стойким запахом хвои. Моросило. Распушив красные юбки в пятнышко, млели хрустящие мухоморы.

Ветер с равнины гнал от Большой воды сполохи прозрачного тумана. Голые пустоши гляделись печалью. Равнина была пуста: ни оленей, ни бизонов, ни сурьи. Только лохматая каёмка дальнего леса притягивала взгляд.

Стоя на опушке, Лоукка вглядывалась в даль, втянув голову в складки наброшенного на плечи одеяла из бизоньей шкуры. Длинный мех надёжно грел покрасневшие щёки. Она снова ждала Альто. Мужчинам уже пора было вернуться. Она тревожилась. Четверо охотников могли нарваться на целую группу чужаков, и тогда исход похода мог оказаться неблагоприятным. Лоукка гнала эти мысли прочь, но они не спешили покинуть её сознание и постоянно кружились где-то рядом. С самого рассвета ходила она на это место, откуда открывался хороший обзор на восток — туда, откуда должны были возвращаться охотники.

Ройго просилась с ней, но женщина-пыйхи не позволяла дочери следовать за собой, боясь подвергать юное сердце чрезмерным впечатлениям. Мало ли в каком виде прибудет назад Альто с товарищами. Понурая и обиженная, Ройго весь день прибиралась в хижине и варила мясной бульон, избегая матери. Лоукка не пыталась вернуть расположение дочери. Ничего, подуется и отойдёт.

Лоукка утерла скопившуюся в крупные капли влагу с бровей. Похоже, никого она не дождётся сегодня. День уже далеко перевалил за свою середину. Может, завтра.

Она ещё раз окинула взглядом широкую луговину с буграми, увенчанными камнями Тайко, перед тем как повернуть к хоронившейся в хвойной чащобе хижине. И тут откуда-то справа, издали, до неё долетел сухой треск. Затем ещё и ещё. Она повернулась на звук: он шёл от лесного перешейка, соединявшего «её» лес с дальним перелеском, который она только что обозревала. Кто-то тяжёлый пробивался сквозь густой подлесок. Сурьи? Медведь? Она замерла на месте. Хруст сухостоин и валежника шёл в направлении хижины. А там осталась беззащитная Ройго.

Лоукка сорвалась с места и бросилась в сторону дома, задевая за ветки и выворачивая из тропы комья липкой чёрной земли. На повороте тропы, обходившей замшелый завал, она поскользнулась и едва не кувыркнулась через гнилой ствол, но успела схватиться за ветку и удержаться на ногах. Крякнув от напряжения, женщина выпрямилась и побежала дальше. А тревожные звуки, опережая её, накатывались всё ближе и ближе к хижине. На ходу Лоукка выдернула из кожаных ножен свой нож. Плохое оружие против хозяина лесной глуши — медведя, если это был он, — но ничего другого нет. Там, одна-одинёшенька, её дочь. Нет времени на сомнения и страхи. Альто, глупец, если это ты — тебе несдобровать!