Хождение в Похъёлу

А существо, меж тем, целиком втянулось в хижину и начало разворачиваться, вытягивая в сторону застывших братьев свои лапы. Сквозь замешательство и страх Атхо заметил, что одна из лап сжимает обычное копьё, а в мешанине драных лохмотьев и конечностей промелькнул берестяной колчан и сумка для лука. Но едва это начало доходить до его сознания, как раздался хриплый застуженный голос:

— Не бойтесь, добрые люди! Пустите отогреться, совсем застыл, — и голос этот вмиг превратил жуткое неведомое существо в человека.

Всё ещё не смея пошевелиться, охотники смотрели, как неведомый гость перекатился со спины на живот, тяжело приподнялся и полез к очагу, сбрасывая на ходу оружие и поклажу, — лук, колчан, сумку и две заиндевелых глухариных тушки упали на грязный протаявший пол хижины. Алмори и Атхо не сводили глаз с незнакомца, не решаясь ответить ему или запоздало пригласить к огню. Человек, казалось, совсем не смотрел на хозяев и был поглощён только тем, как ближе подобраться к жарко пылавшему очагу. Весь заросший волосами и бородой, с слипшимися лохмами, которые торчали во все стороны, прокопчёный до черноты дымом костров, оборванный и замёрзший, он выглядел жалким и совсем неопасным. Но кто знает наперёд, что на уме у чужака. Да и человек ли он? Разве люди ходят по лесу в такую-то пору? Атхо, всё ещё стоя у ложа на всех четырёх конечностях, вновь почувствовал, как по спине поднимается холодок.

Тем временем незнакомец, едва обогрев заскорузлые пальцы, начал тереть залипшие льдом ресницы и оглядываться. Пока он это делал, Алмори незаметно подобрался по куче лапника и схватил лук и стрелу.

Ночной гость вдруг перехватил его взгляд.

— Братья мои! — воскликнул чужак, подаваясь вперёд.

Атхо отпрыгнул в сторону, сжимая наконец поддавшееся копьё. Ткнувшись спиной в стену, он выставил оружие в сторону незнакомца.

— Вот я и пришёл, — тихо добавил гость, ничем не отвечая на явно враждебные действия Атхо и Алмори.

Атхо первым пришёл в себя. Копьё с глухим стуком выпало из его рук. Губы задрожали. Он выставил вперёд пятерню и поводил ею, проверяя, не всколыхнут ли его движения образ гостя.

С места сорвался Алмори. Как вихрь налетел он на гостя и повалил на землю. Не поняв, что происходит, Атхо бросился к ним, чтобы разнять.

— Брат! Брат! — закричал Алмори, поднимаясь над поверженным человеком, лицо которого осветила улыбка. Атхо, уже готовый было оттолкнуть Алмори в сторону, остановился рядом и, всё ещё не веря своим глазам, потрогал лежащего за плечо.

— Вёёниемин, — простонал Атхо, чувствуя, как слёзы радости побежали по щекам.

Солнышко и лёгкий ветерок отогнали комаров в сырую лесную глубь. Успокаивающе шуршала листва. Будоража тишину, тренькали птицы. На сердце было светло и весело.

Их, всех шестнадцать молодых охотников, отправили в тайко-сья, дабы здесь они до конца очистились от всего детского и под неусыпным руководством Харакко и ласковой опекой Тыйхи приобщились к миру взрослых. Уже пройдены все обряды, спеты все песни и произнесены надлежащие молитвы. Всё это осталось за плечами.

Три дня Дом предков оглашался священнопением и ударами бубна и барабанов. Три дня посвящаемые взирали на реликвии Сууто, приобщаясь к древним таинствам и учась настоящей жизни мужчин Маакивак. Величайшие святыни народа показал им Харакко, произнося старательно заученные, но не принятые неопытным сердцем слова преданий. Их глазам предстали останки великана-первопредка (огромная кость толщиной с молодое дерево), Священные Связки Первых людей, подобные которым хранит каждый род и с которыми им всем ещё предстоит познакомиться по возвращении домой. Видели они и древний топор чудо-богатыря Кайлево, которым рубил он древо Изначального Мироздания. И многое другое, от чего мурашки бегали по телу и бросало то в холод, то в жар.

Шестнадцать заново отстроенных кувасов, стоящих вдоль изгороди, вмещали шестнадцать постящихся. В этот жаркий полдень они все попрятались в хижины, молитвами и тихим пением пытаясь погрузить свой разум в сон. Сон не простой, но посланный высшими силами. За время своего ожидания юноши не должны вкушать пищу, чтобы тело их, как и дух, стали чистыми и светлыми, чтобы только Тайко незримо присутствовала в них. Последнее испытание, даже и не испытание вовсе, а мера, которую надо отдать, чтобы стать равным своим отцам, дядьям и старшим братьям. Поэтому все шестнадцать были веселы, несмотря на неудобства и голод. Заговаривать между собой им было запрещено, как и покидать кувас (даже нужду, и то справляли в деревянные корыта, которые выносил помощник ноия).