Хождение за три мира

Она все еще не понимала. Но мне уже давно надоел мой предшествовавший душевный маскарад. Я отважился:

– Допустим, что в той, другой Москве тебя зовут не Галя Новосельцева, а Галя Громова. Что вот из этой комнаты шесть лет назад мы с тобой пошли в загс. А сейчас произошло чудо: я переменил оболочку… заглянул в ваш мир. Вот тебе и дьявольщина для наших ограниченных умишек.

Она глядела на меня уже с испугом. Вероятно, думала, как и Ленка: внезапное помешательство, бред.

– Ладно, покончим с этим, – скривился я. – Вези куда хочешь, мне все равно. И не пугайся: ни душить, ни целовать тебя не буду. Вон уже Ленка рукой машет. Пошли.

КТО ДЖЕКИЛЬ И КТО ГАЙД?

Галя, должно быть, и в этом мире обладала той же выдержкой. Минуту спустя она уже успокоилась.

– Надеюсь, мы не будем при шофере заниматься научной фантастикой? – спросила она, подходя к машине.

– А ты считаешь, что научной? – не утерпел я.

– Кто знает!

На лице ее я не читал ничего особенного. Обычное поведение умной женщины, Галино поведение с чужими, но небезынтересными ей людьми. Внимательные глаза, уважительный интерес к собеседнику, бессознательное кокетство, насмешливость.

– Почему у вас памятник Пушкину посреди площади? – спросил я, когда мы проезжали мимо.

– А у вас где?

– На бульваре.

– Врешь ты все. И о загсе соврал. И почему шесть лет назад?

– Судьба, – засмеялся я.

– Где я была шесть лет назад? – задумчиво проговорила она. – Весной – в Одессе.

– И я.

– Что ты врешь? Ты же не поехал с нами.

– Это я у вас не поехал, а у нас – наоборот.

– Стран-но, – по слогам сказала она и прибавила, критически посмотрев на меня: – А ты не производишь впечатления больного.

«Приятно слышать», – хотел сказать я, но не сказал. Черный шквал ударил мне прямо в лицо. Все потемнело.

– Что с тобой? – услышал я испуганный крик Гали и ее же торопливые, взволнованные слова: – Голубчик, остановите где-нибудь у тротуара. Ему плохо…

…Я открыл глаза. Колдовской туман все еще клубился в машине. Из тумана глядело на меня лицо женщины.

– Кто это? – хрипло спросил я.

– Тебе плохо, Сережа?

– Галя? – удивился я. – Как ты здесь очутилась?

Она не ответила.

– Что-нибудь со мной случилось там… на бульваре? – спросил я и оглянулся.

– Случилось, – сказала Галя. – Поговорим потом. Можешь ехать домой или нужен врач?

Я потянулся, тряхнул головой, выпрямился. Можно было явно обойтись без врача. Пока мы ехали, я рассказал Гале, как я шел по Тверскому бульвару, как закружилась у меня голова и как я в лиловом тумане пытался разговаривать сам с собой.

– А потом, – неожиданно заинтересовалась Галя – до этого она слушала меня не то недоверчиво, не то равнодушно, – что было потом?

Я недоуменно пожал плечами.

– Не помнишь?

– Не помню.

Я действительно ничего не помнил и только по возвращении узнал от Гали о том, что произошло у нее дома.

– Бред, – сказал я.

Галя, с ее любовью к точным формулировкам, сейчас же поправила:

– Если бред, то очень последовательный. Как хорошо отрепетированная роль. Так не бредят. И потом, бред – это симптом болезни, а ты не производил впечатления больного.

– А обморок на бульваре? – вмешалась Ольга. – И в такси?

Она как врач искала медицинских объяснений. Но Галя по-прежнему сомневалась:

– А что же между обмороками?

– Какое-то сомнамбулическое состояние.

– Что я, лунатик? – обиделся я.

– Если это сон, то наяву, – насмешливо уточнила Галя. – И потом, мы видели этот сон, а не он. Кстати, о снах: ты все еще видишь их?

– При чем здесь сны? – буркнул я. – Я был в обмороке и никаких снов не видел.

Я хорошо понимал, что Галина никого не мистифицирует. Поэтому ее рассказ о моих похождениях в сомнамбулическом состоянии – пришлось все-таки прибегнуть к такой оценке моего поведения – меня сильно встревожил. Я никогда не падал в обморок, не гулял по карнизам в лунные ночи и не терял памяти. Но разумных объяснений случившегося найти не мог.

– Может быть, гипноз? – предположил я.

– А кто это тебя загипнотизировал? – поморщилась Ольга. – И где? В редакции? На бульваре? Чушь!

– Чушь, – согласился я.

– А ты, случайно, не пишешь фантастической повести или романа? – вдруг спросила Галина. – Твое довольно толковое сообщение о множественности миров меня даже заинтересовало… Понимаешь, Ольга, – засмеялась она, – два смежных мира в пространстве, как подобные треугольники. И там, и здесь.

– Москва; и там, и здесь – Сергей Громов. Только тебя нет. Там он на мне женат.

– Так тайное становится явным, – пошутила Ольга. – И сомнамбула, конечно, это гость из другого мира в Сережкином обличье?

– Он мне так и объяснил. Москва, говорит, такая же, только немножко другая. Памятник Пушкину у нас на площади, а у них на бульваре. Я чуть не расхохоталась.

Ольга почему-то задумалась.

– А знаешь, что можно предположить? – оживилась она: ей все-таки очень хотелось найти разумное объяснение, как и мне. – Сережка ведь знал, что памятник когда-то перенесли? Знал. Так, может быть, такая записанная в мозгу информация и определила этот бред? Возбуждение, сигнал – и пожалуйте: миф о смежном и подобном мире.

У меня эти рассуждения вызвали только досаду.