Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466-1472 гг.

Рассматривая отдельные списки «Хожения за три моря», исследователи уже давно (начиная с И. И. Срезневского[490]) обнаружили, что эти списки довольно определенно распадаются на три извода, или редакции. К первой редакции можно отнести те списки, в которых «Хожение» непосредственно включено внутрь летописного рассказа под 1475 годом: Эттеров список Львовской летописи, Архивский список Софийской II летописи, а также Воскресенский список Софийской II летописи, где сохранились только начало и конец «Хожения». К этой же редакции принадлежал, по-видимому, и тот список, который был использован И. П. Сахаровым для дополнения Софийского и Троицкого списков в его издании «Хожения». Ко второй редакции относится Троицкий список (и, может быть, отрывок, читающийся в сборнике Муз. 3271). К третьей редакции относится список Ундольского и не привлекавшийся до сих пор список ГПБ, F.XVII. 17. По вопросу о качестве текста в различных редакциях мнения исследователей не совпадают: И. И. Срезневский считал лучшим (наиболее полным) текстом «Хожения» тот текст, который читается в Софийской II (и Львовской) летописи[491]; К. Н. Сербина, напротив, усматривает «наибольшую полноту и исправность текста» в Троицком списке (именно поэтому, очевидно, К. Н. Сербина и сочла возможным вслед за издателями т. VI ПСРЛ рассматривать первую и вторую редакции «Хожения» как единую редакцию, публикуя Троицкий список в основном тексте, а Эттеров, Архивский и Воскресенский — в разночтениях)[492]. Бесспорной является только характеристика третьей редакции (списка Ундольского) как явно более поздней и относящейся к XVII в.

История текста «Хожения за три моря» также представляется исследователями по-разному. И. И. Срезневский полагал, что две основных редакции «Хожения» — летописная и троицкая — имели своим источником различные авторские варианты текста; Афанасий Никитин, по его мнению, не только вел записки во время пути, «но и переписывал, а переписывая, исправлял или изменял — один из этих списков достался Мамыреву и перешел в Софийский временник, другим списком воспользовался составитель Русского временника» (И. И. Срезневский имеет в виду, очевидно, Троицкий сборник, содержащий Ермолинскую летопись)[493]. К. Н. Сербина совсем не поставила в своем «археографическом комментарии» к «Хожению» вопроса об истории текста памятника. Точка зрения И. И. Срезневского встретила, однако, серьезные возражения со стороны двух советских исследователей — Р. Терегуловой и особенно Г. П. Уханова. Г. П. Уханов соглашается с тем, что, «пройдя три моря», Никитин, возможно, придал литературную форму своим кратким заметкам, начатым еще в Индии (в Бидаре), но окончательно обработать, по-видимому, не имел возможности и оставил, таким образом, «только один вариант своего произведения»[494].

Этот последний вывод представляется нам несомненным: об прямо подтверждается и сообщением Софийской II — Львовской летописи о судьбе Никитина (единственным историческим свидетельством о нем, данным от третьего лица), и самим текстом «Хожения». Конечно, «Хожение» нельзя назвать дневником в полном смысле этого слова — изложение здесь ведется не по дням; но основная часть памятника бесспорно написана еще в Индии и обработке не подверглась, как это доказывает самая форма рассказа. «И тут есть Индейская страна...», — пишет Никитин (Т, л. 372; Э, л. 444)[495], «Пути не знаю, иже камо пойду из Гундустана... пути нету, везде булгак стал...» (Т, л. 386 об.; Э, л. 454); «Уже проидоша 4 Великыя дни в бесерменьской земли, а христианства не оставих; дале бог ведает, что будеть», — замечает он в одном месте (Т, л. 384 об.; Э, л. 452 об.), а в другом сообщает уже: «В пятый же Великый день възмыслил ся на Русь» (Т, л. 389 об.; Э, л. 456), и далее излагает историю этого путешествия. Из последней, заключительной части «Хожения», написанной уже после того, как Никитин высадился в Крыму (в Кафе), мы узнаем, что он нашел все-таки путь «из Гундустана» на Русь, что ему так и не пришлось «оставить христианства»; указанные места свидетельствуют, следовательно, о том, что Никитин не подверг обработке записи, сделанные в Индии[496]. Это вполне объясняется его судьбой, описанной в летописи: не доходя Смоленска (не вступив даже, следовательно, еще на территорию Русского государства) Никитин умер. Переписывание Никитиным своего труда и тем более, создание им нескольких авторских вариантов представляется поэтому совсем невероятным.