Хозяева и бенефициары глобального хаоса. Как победить в битве за будущее

– Ребята совсем перестали появляться на факультете. Я пытался убедить Игоря, что конфликт с администрацией факультета временный и вскоре можно будет вернуться на прежнюю базу, но теперь его это не интересовало – он загорелся идеей заняться музыкой профессионально. Заразить ею он пытался всех, включая меня. Но я его не поддержал, так как хотел стать журналистом. Для меня, фактически «парня из деревни», поступление на журфак было большим событием. Московские же «мальчики-мажоры» не ценили этого, ведь многим из них это ничего не стоило – все вопросы решали их «непростые» родители. Впрочем, ход мыслей Дегтярюка был понятен – в данном случае «борьба с системой» приносила очень ощутимый экономический доход. Например, одно выступление в кафе или ресторане могло принести до 100 рублей на человека, а на частной вечеринке, скажем, на свадьбе, до 300. Таким заработком тогда не могли похвастаться даже самые успешные журналисты. Поэтому Дегтярюка перспектива бросить учебу не пугала, и, как результат, через какое-то время он был отчислен с журфака. Факультетская аппаратура для «Второго дыхания» была безвозвратно потеряна, но всё, что было у меня, оставалось в распоряжении группы. В ДК Энергетиков мы познакомились с группами «Скоморохи» и «Машина времени», которые там тоже репетировали. Александр Градский, талантом и творчеством которого я восхищаюсь до сих пор, хотя считаю, что полностью он так и не реализовал свой потенциал, симпатизировал нам и с удовольствием по-дружески общался. А вот Андрей Макаревич – то, что он делал, меня совсем не впечатлило – держался от нас на расстоянии. Мне казалось, что вел он себя как-то даже высокомерно, хотя уровень «Второго дыхания» был на порядок выше «Машины времени» по всем показателям, что его явно интересовало, но, видимо, не слишком радовало.

Андрей Макаревич о группе «Второе дыхание»:

«Были они виртуозны, недосягаемо высоки, и мы практически не общались – я их робел. Технари они были страшные, вид имели крайне вызывающий, а тогда это было очень сильным плевком в морду общественному вкусу. Играли невероятно громко и на контакты не шли. Этот факт, кстати, работал на них – вслед за исключительной игрой воображение рисовало и другие исключительные качества, им как бы присущие. Люди они были, как оказалось, скандальные и неуживчивые».