Если кому-то интересно знать, как в то время поживала моя совесть, скажу откровенно – она спала. Я прекрасно понимал, что транспортные услуги нашей компании – хоть и настоящая, но всё же ширма для вещей гораздо более денежных и серьёзных, что круг, в котором вращается синьор Теста – это даже не мафия, а гораздо-гораздо выше и круче, мафия у них, можно сказать, на побегушках, иначе говоря, если мафия занималась и занимается тем, что крышует разные мелкие и средние бизнесы, то наша
Случались и обратные метаморфозы. В новостях рассказывали о несчастном случае с кортежем какого-то министра, в который на полном ходу врезался многотонный грузовик, а я узнавал в траурном портрете человека, недавно прилюдно осмеянного гостями синьора Теста. Или разражался громкий скандал с каким-нибудь чиновником, который до этого много лет исправно сидел в парламенте или верховном суде, а тут вдруг ни с того ни с сего бац – и находят видеозапись, на которой он радуется жизни с несовершеннолетней подружкой сына. Бывало, я узнавал не только чиновника, но и предполагаемую жертву – видел её в доме, куда приезжал по поручению шефа. Причём задолго до скандала.
Но, пожалуй, самым поразительным для меня было видеть на этих вечеринках людей, которые в обычном миру представлялись злейшими оппонентами. Я собственными видел, как руководители всяких правых движений, вроде коммунистов с незапятнанной репутацией борцов с «капитализмом и буржуазным безправием» радостно пожимают руки тем, кто во главе этого капитализма и безправия стоял. Однажды я даже стал свидетелем дружеской встречи между тогдашним главой ЦРУ и знаменитым наркобароном из Боливии, объявленным этим же ЦРУ в международный розыск.
Однажды мне привиделся седой, злобного вида старичок с ещё более неприятной старушкой-женой, чьи близко посаженные глазки зыркали по сторонам и кололи, как колют мясо вилкой, проверяя, прожарилось ли оно. Я узнал в них Николае и Елену Чаушеску, тиранов Румынии, но это было невозможно, поскольку в 1989 году весь мир видел в новостях, как их расстреливают без суда и следствия.
Для моих родителей, с которыми я кое-чем из своих наблюдений под большим секретом делился, всё это – выборы президентов, борьба с преступностью, торговые соглашения, забастовки на заводах – было случайностями, вызывавшими в них справедливый гнев, тогда как я видел закулисье и понимал, что многие – если не все – события, к которым привлекается общественное внимание, искусно подстроены. Раза два я в присутствии матери попытался втолковать это отцу – не помню, какие именно были поводы, – однако был назван «конспирологом», и разговор не получился. Так я понял, что обычные люди не хотят знать правды. То есть, они думают, что хотят, но их головы уже заполнены суррогатом правды, от которой они не в состоянии избавиться, чтобы впустить туда настоящую. Чтобы всё получилось, суррогат сперва нужно вылить. Только никто вам этого сделать не даст. Вы должны стать врачом с дипломом и именем, и лишь тогда люди начнут вам доверять. А просто выйти на улицу и сказать больным «Я вас вылечу» – всё равно, что дуть на ветряные мельницы.