Хозяева плоской Земли

– Именно она рассказала нам про того самого «мирового червя»…

– Уитни, Уитни… – Капитан силился вспомнить или делал вид.

– Её в вашей округе все знают, Гунслаг, – укорительно подсказал я. – Многие её колдуньей считают. Она ещё на рынке торгует, амулетами. Неужели не знаешь?

– Да знаю, конечно. Просто думаю. Потому что пару дней назад слышал краем уха, как один из новых рыбаков, ну, из тех, что в это время с запада к нам норовят перебраться и в некоторых деревнях их зачем-то пускают, так вот, я слышал, как он за ужином рассказывал, что переправлял на Ибини какую-то старуху, да не одну, а с поклажей. Имени он её не назвал, потому что не знал, а она ему не представилась, но запомнил, что с ней была симпатичная девушка, которая ей всю дорогу помогала, всё за ней таскала. Ты про Уитни спросил, вот я и подумал, что, возможно, он именно её и имел в виду.

– А что за рыбак? – спросил я машинально, переваривая только что услышанное.

Гунслаг только отмахнулся.

– Я же говорю, заезжий. У таких и дома не ловится, и в гостях обломится. Первый и последний раз его видел.

– А в какой он хоть деревне околачивается, не говорил?

– С ним, кажется, был этот, как его, Лукас. Тот самый, что на пещеру первый наткнулся. Видимо, они вместе. Тебе-то зачем?

– Интересно, – не задумываясь, ответил я, что было одновременно и объяснением, и моим отношением к услышанному. – А внучку я твою, кстати, помню. Смышлёная девчушка.

На самом деле довольно противная, всю дорогу канючила и спрашивала «ну, когда же, ну, когда же», после чего я зарёкся с детьми дел не иметь. Нынешняя Трине всё-таки была постарше. Но внучку его я помянул сугубо для того, чтобы соскочить с темы предыдущего разговора. Меня начинало внутренне трясти. Я не понимал, что со мной происходит, но испытывал, мягко говоря, странные ощущения, которые французы называют «дежавю». И больше всего остального меня смущала упомянутая Гунслагом девушка – помощница Уитни. Меня как будто что-то кольнуло под сердцем. Я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что девушек в Рару и округе – множество. Среди них «симпатичных» – немало. Однако почему-то Ибини, пещера, Уитни да ещё Лукас извлекли из моей памяти и поставили передо мной образ столь внезапно покинувшей меня Василики. Нет, конечно, ничего специально «извлекать» не приходилось – Василика, как я теперь понимал, оставалась всё это время на самой поверхности воспоминаний. Решив быть раз и навсегда верным Ингрид, я пытался её забыть, но, как оказалось, лишь пытался.

Конрад произошедшую со мной перемену заметил. Я понял это по его настороженному взгляду. Воспользовавшись возникшей паузой, он задал нашему безотказно улыбающемуся собеседнику вопрос, который волновал, хотя и в разной степени, нас обоих:

– Рыбак переправил Уитни на остров или с острова?

Я не мог не удивиться тому, как быстро Конрад схватывал нюансы нашего языка. Сказывалось то, что он всю жизнь одинаково хорошо знал сразу два – итальянский и английский. Где два, там и три. Итальянскому что ли у него на досуге поучиться…

– Я так понял, что туда, – задумавшись, ответил Гунслаг. – Хочешь с ней там повстречаться?

– Хочу, – признался Конрад.

Я в тот момент его желаний не разделял от слова «совершенно».

Нас окликнул кто-то из наших туристов, и беседа сама собой прервалась. Потом, когда мы с Конрадом снова остались наедине, он спросил, что не так. Я попытался увильнуть от прямого ответа, однако он настаивал, и я был вынужден в общих чертах рассказать историю своего знакомства и расставания с Василикой. Он слушал внимательно, не перебивал, а когда я закончил, признался, видимо, чтобы меня утешить, что с ним нечто подобное произошло примерно в то же самое время, в Италии, так что он прекрасно меня понимает, потому что совершенно не понимает причин, которые заставляют внешне вполне вменяемых девушек совершать столь нежданные поступки.

– И ты, конечно же, решил, что эта самая Василика теперь помогает старухе, а может быть, и замешена в воровстве?

– Я не знаю…

– А вот я знаю. В результате таких вот любовных переживаний нам потом начинает мерещиться всё, что угодно. Когда от меня сбежала Эмануэла, я стал видеть её в каждой молоденькой итальянке. Это бывает, старик. Не бери в голову.

– Я не беру.

– Берёшь. Лучше давай прикинем, что нам делать, если старуха, действительно, где-то на острове. Причём, скорее всего, не где-то, а в самой пещере.

– Кладёт железки и шкуру обратно в саркофаг? – усмехнулся я.

– Может, и кладёт. Или уже положила. Если ты оставлял его открытым, а мы обнаружим, что крышка уложена обратно, это повод снова его открыть. Как считаешь?