Хозяева плоской Земли

Я согласился. С момента встречи с близнецами всё пошло совсем не так, как я предполагал, и теперь доводы Конрада представлялись мне наиболее здравыми. Оать не надо. де, в каком оно сейчас, нам придётся соблОООЛавасобенно в плане «воровства ворованного». Ведь в глазах тех, кто положил артефакты в саркофаг впервые, будь то миллион, сто или десять лет назад, вором был я, взявший их оттуда. Потом справедливость так или иначе восторжествовала, украденное вернулось на прежнее место, однако меня это уже не устраивало, поскольку я считал себя полноправным его владельцем. В этом свете вторжение в дом колдуньи и её тетрадь в рюкзаке Конрада выглядели совсем не так, как оно представлялось мне в праведном гневе. Что бы думал и делал я, если бы кто-нибудь пробрался к нам в контору и выкрал, скажем, компьютер? Просто потому, что не нашёл ничего более интересного.

– Мы должны с ними помириться.

– Ты про что? – не понял Конрад.

– Это моя вина. Но пока мы считаем Уитни, а теперь и эту твою Пеппи, нашими врагами, они ими для нас и будут. Надо с ними поговорить по-человечески. И вернуть тетрадку.

– Приехали… – Конрад посмотрел на меня с сожалением, присмотрелся и добавил: – Ты серьёзно?

– Вполне.

– А, я понял! Тебя заела совесть. Ты решил, что украл первым и потому не имеешь права снова присваивать себе чужое. Ну так пусть твоя совесть спокойно спит. Тетрадку нашёл я, и решать, что с ней делать – мне. То, что было тобой «украдено», судя по всему, благополучно вернулось на место. Теперь ты никому ничего не должен. Можешь любоваться оставшимися фотографиями. Но давай сыграем в «плохого-хорошего полицейского» и пусть я буду «плохим». Тебе важнее человеческие отношения, я это уважаю и приветствую, но мне важнее докопаться до истины. И если не хочешь портить отношений со мной, пускай пока всё так и останется.

– Кто такой «полицейский»? – спросил я.

Конрад весело рассмеялся, чем привлёк всеобщее внимание, и объявил, что пора собираться в обратную дорогу.

По пути к причалу с поджидавшей нас шхуной, мы воспользовались тем, что наши спутники подустали и подотстали, и продолжили размышлять над дальнейшими действиями. Меня теперь больше остального занимала личность этой рыжей шведки и её отношения с Конрадом, который, оказывается, провёл в её обществе чуть ли не всю дорогу от Исландии. Он знал только про её любовь к нашей фрисландской культуре и прекрасное владение языком. И что она, по его словам, «типичная феминистка», то есть считает себя в первую очередь человеком с мужскими правами и обязанностями и уж потом женщиной, причём нарочито свободной. Она не показалась ему сколько-нибудь начитанной или вообще интересующейся науками и искусством, на что я возразил:

– Ты сам сказал, что она знает наши традиции да ещё поёт наши песни. Тебе, может, и нет, а мне это о многом говорит. И очень даже похоже на то, что заинтересовалась она всём этим не просто так, а чего-то ради. Например, в прошлые приезды она познакомилась с Уитни, та её посвятила в свои планы, и теперь они действуют заодно.

– С какого перепуга старухе какая-то шведка?

– Вот ты её об этом и спроси.

– Зачем? Это ведь ты собираешься с ней целоваться-миловаться, прощения просить и советов спрашивать.

В таком вот ключе проходило всё наше последующее общение, пока мы брели через лес, грузились на шхуну, шли по забезпокоившемуся и покрывшемуся бурунами морю обратно в порт Рару и собирались на ужин в уже полюбившейся всем харчевне «У Альфонда». Сам Альфонд был, как всегда, в приподнятом расположении духа, шутил и я бы даже сказал балагурил, делал вид, что может чуть-чуть говорить по-английски, а когда веселье вместе с трапезой закончилось, и наши гости разошлись, усталые, сытые и довольные, мы снова уединились втроём у него на кухне и заговорили на темы, волновавшие нас с Конрадом. Когда мы упомянули о встрече на Ибини со старухой-колдуньей и её новой помощницей, Альфонд откровенно смутился и какое-то время не знал, что сказать. Выяснилось, что ни про какую рыжую шведку он не слышал, а это, принимая во внимание его осведомлённость во всём, выглядело подозрительно, причём в первую очередь для него самого. Подумав ещё, он высказал предположение, что эта наша Чештин наверняка до сих пор просто не показывала носа в Рару, а поджидала Уитни на острове, где мы просто застали их обеих. Он заверил нас в том, что теперь его дело чести – вычислить шведку, как только она объявится, одна или со старухой, и уж тогда он точно будет располагать всеми возможными сведениями о ней. Он так переживал по поводу своей невнимательности, что даже позабыл спросить, почему мы ею интересуемся и что нам от неё нужно. А мы и не стали уточнять.

Не могу сказать, что та ночь прошла для меня спокойно. Я промаялся до рассвета и заснул уже под утро, так и не решив, стоит ли искать с Уитни примиренья или Конрад всё-таки прав, и лучше оставить всё, как есть.