Смотреть на всё это было забавно и вместе с тем жутковато. Жутковато ещё и потому, что с законами физики, похоже, сегодня не знакомы ни сами физики, ни пилоты. Но ведь такой всеобъемлющей дибилизации просто не может быть. Значит, наверное, ошибаюсь я, и, в конце концов, какая-нибудь ракета нас всё-таки по пути достанет. Крепость конструкции гондолы теоретически позволяла нам не опасаться подъёма до высоты тридцати с небольшим километров, однако проверять её на прочность очень не хотелось. Вот и приходилось гадать, чего бояться больше: попадания ракеты или собственного давления изнутри.
Тим сказал, что предпочитает первое.
– Думаю, что смерть от взрыва снаряда быстрее и не такая мучительная, как от разрыва лёгких и долгого падения в качестве корма для акул.
Я не нашёл, что возразить, и мы продолжали свой путь, тщетно присматриваясь к океану под нами в мощный бинокль.
Пятый день прошёл в бдительном ожидании. Мы медленно, но верно приближались к той зоне Атлантики, которая последнее время особенно тщательно охранялась и патрулировалась с земли и воды. До побережья Антарктиды, по данным приборов, оставалось порядка семисот километров. Дальше начиналась
На шестой день, в восемь утра, Тим, почти не отходивший от бинокля, крикнул:
– Вон, появилась!
Он имел в виду обозначившуюся у самого горизонта белую линию, которая очень медленно ширилась, превращаясь в белое поле, задвигавшее поле синее – океан под нами. Загадочная Антарктида! Цель наших трудов за последний год, а может быть, и за всю предыдущую жизнь.
Проверив курс, мы удостоверились в том, что заходим ровно по 33-му градусу западной долготы. Цифра 33 по известным причинам представлялась мне правильной. Можно было, конечно, найти такую же долготу на востоке, однако там наш путь по большей части проходил бы над Африкой, что мне казалось опаснее. Когда ты на такой высоте, как наша, земля или вода под тобой – не принципиально, однако вода всё же предпочитетельнее. Пока нам ни разу не приходилось опускаться ниже отметки в двадцать километров, но мало ли что…
Мы считали, что визуально нас снизу никто заметить не может. Обшивка дирижабля была выкрашена серебристой, почти зеркальной краской, что способствовало отражению солнечных лучей и делало нас на фоне неба почти невидимкой. Думаю, некоторое подозрительное поблескивание можно было заметить лишь в том случае, если смотреть в телескоп точно туда, где мы находились. Самолёты под нами встречались только до пересечения экватора. Потом их практически не стало, что косвенно подтверждало подозрение исследователей о том, что в южном «полушарии» над океанами никто за ненадобностью не летает. Хотя на шаре такие маршруты, скажем, между Южной Америкой и Африкой были бы гораздо проще, быстрее и экономичнее. Кабы и здесь небо кишело регулярными рейсами, полагаю, десять-двенадцать километров, отделявших нас от потолка пассажирских перевозок, тоже не позволили бы нас различить, чтобы передать по радио наши координаты. Интуитивно мы чувствовали себя в безопасности, однако логически рассуждающий мозг постоянно донимала мысль о том, что будет, если…