Хозяйка бобового стебля (СИ)

— Загрызть корову будет более гуманно! Причём для нас всех… — вздыхает он горестно.

— Давай, один укус и всё!

Он ползком подбирается к верёвке, что от грязи уже превратилась скорее в проволоку. Трогает её лапой, и косится на лапу коровы. Но та тоже грязная, поэтому выбора не остаётся. Лучшего варианта здесь просто нет.

И он начинает грызть. И когда ему удаётся, пулей вылетает из сарая и издаёт в кустах странные звуки. Видимо, дух его мужской хоть и крепок, желудок оказался не таким.

От смеха, жалости и отвращения у Жени на глазах выступают слёзы.

Корова всё равно не понимает, что её освободили, поэтому приходится хватать её за рога и силком тащить на траву.

И когда несчастное животное оказывается на воле, лис на всякий случай пятится от неё. А вот сама корова, вновь протянув, на этот раз более радостное: «му-у», принимается с жадностью рвать траву. Прямо там, на месте, даже не пытаясь отойти в поисках более сочной еды.

— Эм, — лис чмыхает и кривится. — Ну я теперь даже не знаю, что думать. Дикие люди тут живут, ты уж прости, Джилл.

— Она просто чахнет от голода… И это ещё большой вопрос, почему её тут заживо не сожрали крысы или болезнь. Какое к чёрту молоко?

Она и сама валится на траву в нескольких метрах от коровы.

— Дочка, — так не вовремя выходит мать и застывает на крыльце, замечая корову и лиса. — Пошёл! Пошёл вон! — машет она на него какой-то тряпкой и наклоняется, чтобы поднять камень.

Джек, решая не давать ей возможность потренироваться в меткости, стремглав уносится со двора.

— Ты чего за коровой не следишь?! — кричит мать Джилл. — Не видишь, что ли, что лиса рядом? Зачем было выпускать её, когда здесь звери дикие, а ты даже отогнать не можешь?

— Что ей сделает лиса? Она её приняла за кучу навоза на ножках! — Женя поднимается. — Что с коровой?

— А что с ней? Мусечка ещё ничего! Это я тут скоро помру с вами, никакой помощи нет. Ты подоила её?

— Откуда у неё будет молоко? Она там стояла голодная!

Ей даже слов не хватает, настолько вся ситуация нелепая.

— Почему не убрано у неё? Почему сарай в таком состоянии?

— А силы у меня есть, каждый день там убирать? Да и тебя ведь искала, волновалась, мне не до коровы было.

— Да там всё так выглядит, будто не убиралось никогда! Ты чем занята целыми днями?

Если подумать, здесь ведь и развлечений — то нет никаких, разве что только корову мыть.

— Так, вот, с малой нянчиться надо, да овощи, — машет рукой на свеклу и капусту в траве, — растить пытаюсь. Травку корове собираю. Ты чего это удумала меня отчитывать, а?

— А зачем ты её заперла? Тут же травы полно, можно было бы привязать и всё. Она едва на ногах держится!

— Ха, — выдохнула мать звучно и резко, с таким возмущением, будто дочь сморозила несусветную чушь. — Так у соседей не так давно, говорят, волки коровку задрали. Я своей рисковать не буду! А часто выпускать её не выходит, она ж возвращаться тогда не хочет. Кто её за рога тащить в сарай будет, ты? Я бы посмотрела на это! Нет… А вообще, ты молока надои нам, да пойди на рынок, наверное, продай её. А? Может больше толку то будет, — вздыхает она горестно. — Бедная наша Мусечка.

— Продать единственную корову? А что потом делать?

Может, конечно, мать Джилл где-то работает, но что-то это сомнительно.

— Купим еды или семян, или придумаю чего ещё. Ты главное продай её повыгоднее, и не умничай тут! Делай, что тебе говорят, — и она, развернувшись, собралась уйти в дом, но замерла на крыльце. — Только про молоко не забудь.

Женя не выдерживает, топает ногой и кричит:

— Боже, да где логика-то? Где?!

— Логика? — с подозрением щурится на неё мать. — Что ещё за логика? Ты где таких слов нахваталась, паршивка?! Что люди о нас подумают?!

Глава 7. Взгляд чёрного лиса

Анна сидит у окна, поджав под себя ноги, наблюдая то за матерью, то за коровой во дворе. Кто из них интереснее, она так и не смогла решить. Но мать точно приятнее… И Анна переводит взгляд на неё.

Она что-то бормочет себе под нос, копаясь в небольшом старом шкафчике. И, наконец отыскав там засохшую горбушку хлеба, принимается крошить её в горячий… Ну, можно сказать, бульон. В воде варилась морковь, горстка ржи, которой было слишком мало для каши и тем более муки. И несколько каких-то кореньев.

— Джилл продаст корову? — Анне всё же не даёт покоя тот ходячий ужас за окном.

— Конечно.

— Разве она не даёт нам молоко? И творог.

— Она ведь всё равно подохнет скоро… — ворчит мать. — А Джилл мы за Вилли отдадим. После чего с голову не помрём, уж поверь. Парень он работящий, и дом у него хороший.

— Он страшный, — кривится малышка.

— Кажется, ты уже говорила об этом, — вытирает мать руки о потрёпанный фартук и усмехается: — Мала ты ещё, чтобы понимать что-то в мужской красоте. И не вздумай что-то такое ляпнуть, когда он приедет! Уяснила? Не смей его злить. Ты должна быть вежливой и милой. То есть, должна помалкивать.

— Хорошо мамочка, — вздыхает она. — А когда он приедет?

Мать задумывается.