Хозяйка Чёртова озера (СИ)

- У меня фонарь есть, к чему это?

- Я так привыкла. Идёмте.

Идти вслед за старухой было страшно. В доме и так жутковато по ночам, даже самый храбрый храбрец найдёт странности в скрипучем полу и в звуках «из ниоткуда», я к ним так и не привык, а вот Сури шла бодро и бесстрашно. Конечно, старуха живет в стенах поместья уже семьдесят лет, за вычетом того времени, когда дом был законсервирован после смерти отца.

«А вдруг, она тоже из этих русалок?»

Мысль тут же пропала, не может старуха быть явно бессмертной обитательницей озера.

Не знаю отчего Сури вызывала такую неприязнь, она не сделала мне ничего плохого, и её было за что пожалеть. Не выходило. Я мог думать о несчастной, только как о «противной старухе».

Мы вышли из дома, и меня поразило, насколько ночь светлая. Над озером висела огромная луна. Тропинка, по которой мы шли, была мне знакома более чем хорошо - мы шли к озеру. Теперь меня это не особенно пугало, я понимал, что никто мне там не навредит. Даже интересно, вдруг она появится наконец?

Тропинка свернула, и мы пошли вдоль заборчика, возле которого я уже несколько раз оказывался, в ужасе опасаясь переступить черту. Я никогда не удалялся от особняка так далеко, мы шли уже совсем заросшими дорожками, по которым нога человека не ступала несколько лет. И я уже видел, к чему мы приближаемся - хижина, маленькая и покосившаяся.

- Что могла в таком месте делать твоя хозяйка?

- Она никогда тут не была. Она попросила припрятать тут её самые личные вещи, когда придёт время. Я и сделала так.

- Это она просила на случай побега? - спросил я. Мы уже стояли на пороге хижины, и Сури шарила по карманам, видимо, в поисках ключа.

- Как это на случай? Это в ночь побега и случилось. Она пришла ко мне вся в крови.

Сури открыла дверь и вошла в хижину. Я ждал затхлого, сырого воздуха пропахшей плесенью каморки, но в хижине было свежо. Стёкол в окнах не было, только рамы, покрытые известкой. На гардинах лёгкий тюль, подхватываемый ночным озёрным ветерком. У окна - секретер, в котором я и найду «те самые» дневники. В углу хижины - не совсем понятный настил, видимо, заменявший кровать кому-то и когда-то.

- И попросила о помощи...

Я вздрогнул, потому что забыл о существовании Сури. В этой хижине я что-то чувствовал, какое-то незримое присутствие прекрасного. Я не размазня и не романтик, но мне не чуждо это слово «прекрасно» и его производные. Я редко использую их, но кто знает, может, ничего стоящего я и не видел.

- И ты, конечно, не посмела эту помощь не оказать, - услышал я женский голос за своей спиной. Она мягче произносила шипящие, будто так и не избавилась от венгерского акцента, будучи в остальном очень образованной, это была не моя догадка, а факт. Я слишком много про неё знал.

Я знал, что повернусь и увижу её так, как видят родных и старых знакомых. Я угадаю каждую черту, потому что изучил портрет от и до, отрицая свой к нему интерес. Я знал, что не удивлюсь рубцу над правой бровью, его на портрете нет, но про него есть целых десять записей в одном из дневников. Я точно знаю её рост, она на два дюйма ниже Кло, я знаю её вес, знаю оттенок её кожи, я уверен, что даже её запах не изменился. Она уже не пользуется своими домашними духами, но наверняка ими пахнет. Она описала этот аромат на страницах дневника так подробно, что я с ума чуть не сошёл, но ходил по кухне и искал подходящие запахи, просто из интереса, чтобы точно всё понять.

Точно всё понять…

Понять ли? Или это одержимость в лёгкой форме?

Я стоял, слыша за спиной, как она шевелится, закрывает дверь, поворачивается. Интересно, так ли она красива, как мне это обещал портрет.

- Что такое, Сури? Ты хотела показать что-то своему другу? - она будто выдыхала на каждой «ч», а ещё казалось, что она говорит с лёгкой полуулыбкой.

Я наклонил голову, чтобы разглядеть хотя бы её ноги, и обомлел; она стояла совсем рядом.

Тонкие руки были скрещены на груди, она скрестила и ноги, всей своей позой отрицая действия Сури, осуждая служанку. Я видел длинные, тёмные волосы, лежащие на оливковых руках, видел, как в размеренном дыхании вздымается грудь.

На ней было белое платье на тонких бретелях, совсем не похожее на развратный наряд Некрещёных. Простой белый сарафан, только мокрый и облепивший фигуру, как вторая кожа. С неё капала на белёные доски вода: с волос, с платья, даже на коже ещё были капельки.

Она , наверное, замёрзла.

- Сури, милая, ты всегда меня так сильно ненавидела, что у меня возникал вопрос: за что? Неужели просто зависть?

Не знаю, почему я начинаю свой новый дневник именно с его имени, наверное, я чувствую вину за то, что его больше нет, а я даже не оплакиваю эту утрату. Его будут оплакивать другие люди, а та, из-за которой его не стало, только тяжело вздохнёт, даже не уронит на страницу дневника слезу, размыв чернила. Я дрянь, наверное, но кому это теперь важно?

Мне место в Некрещёных, но я для этого слишком невинна, даже при всей моей греховности.