Два дневника в шёлковых обложках так и манили заглянуть. На одном была вышита буква «Э» - изящно, шёлковыми нитями. Другой был чист, только внизу было выведено «Дневник Эвет Сангу». Заглядывать в это, как заглядывать мертвецу в душу. Даже улыбка растянула губы против воли, потому что очень уж интересно было, что за ведьма такая жила в этой темнице в розовых шелках. Слишком уж романтичный образ создавала эта комната: чайные церемонии, домашние духи, шикарные, даже по меркам этого дома, покои. Это должна была быть чувственная и почти святая девушка. Невозможно прекрасная, как сказал очевидец, почти ведьма. Наверняка, непогрешимая героиня романов, что обитала в этом райском месте, была единственной любовью моего отца, отчего тот сошёл с ума и превратился в морального инвалида, истязавшего свою семью.
Одну из стен украшали портьеры кремового цвета, плотные и очень тяжелые. Оставив дневники, которые, в общем-то, не вызвали особенного желания читать ввиду очевидной предсказуемости сюжета, я отцепил портьеры и раздвинул их, подняв клубы пыли. Прокашлявшись и отряхнув футболку, я осторожно снял белый чехол, закрывавший картину, которую берегли явно больше, чем любой предмет мебели в этом доме.
Ох, она и вправду была ведьмой. Восточная красота всегда была живым искусством. И я, и отец явно больше любили брюнеток. Моя несчастная мать была такой же темноглазой, как эта девушка, такой же темноволосой. Почему несчастная? Потому что и на пять процентов она не была такой завораживающе красивой. Раскосые глаза, тёмные широкие брови, губы, нос - всё это даже описывать бессмысленно. Возьмите двадцать книг и прочтите, как прекрасны в них девушки, а потом вы встретите подобную этой и поймёте, какая всё это чушь. Конечно, картина лишь отражение желания художника, но либо это и вправду была настоящая ведьма, либо художник слишком уж нафантазировал. Я картине не поверил. Смотрел на неё и просто наслаждался, как наслаждаешься ярким рекламным плакатом, героиней фильма в кинотеатре или изображением модели в журнале. Разница состояла лишь в том, что героиня этой картины была в сотню раз идеальнее тех, что печатались на баннерах и в журналах. Забавно, теперь это всё принадлежит мне, я мог бы продать картину, сделать с ней всё, что угодно. Такое оторвут с руками и ногами, будет эта Эвет Сангу героиней романов или девушкой с рекламы «Кока-Колы». Это нежное лицо растиражируют и разошлют по городам, а может, и странам. Сделают мёртвой иконой, сахарно-сладкой красоткой. Пририсуют голое тело или монашеское платье. А может, и то, и другое. Поп-культура. Хотя в моде уже давно другие лица.
Я покачал головой, даже отругал себя за мерзкую мысль, будто это было святотатством, хотя в бога я никогда не верил и святынь на пустом месте не создавал. Я верил, пожалуй, в музыку, немного в литературу, верил, что кино изменит мир, и что через годы, десятилетия, всё потеряет смысл.
Оторвавшись через силу от картины, я обратил внимание на ночной столик. На нём всё было чинно и благородно, а вот его ящички меня теперь очень даже интересовали. Кто знает, что я там мог бы найти, после того, что нашел в секретере.
Меня зовут Эвет Сангу, мне шестнадцать лет, и я пьяна, черт побери. Ох, знал бы отец, что я вылакала весь его виски, привезенный из Шотландии.
Итак, я решила вести дневник, чтобы не забыть, кто я и откуда…
Впрочем, шутка конечно, о чём речь? Я никогда ничего не забуду, но, справедливости ради, иногда я напрочь забываю, как провела вечер. Дело, конечно, не в этом. Просто я рассчитываю стать знаменитой, то есть ещё более знаменитой, чем сегодня. Я рассчитываю, что это сейчас читают мои потомки, читают и поражаются, какая их бабушка была необычная, потрясающая и мудрая женщина. Женщина шестнадцати лет.
Начнём с того, что я родилась в восточной консервативной семье. В восточной консервативной стране. Я ни одного дня не думала о том, как и где заработать денег, никогда не задумывалась, что буду есть и пить, а ещё никогда не жила там, где появилась на свет.
Детство мое прошло в Будапеште, тогда ещё совсем молодом городе. Там, среди венгерских детей, я росла темноглазой и темноволосой, смуглой девчонкой, практически от них не отличалась и бодро болтала на венгерском, предпочитая его другим европейским языкам. Меня ни в чем и никогда не ограничивали, но всегда внушали, что я послушная дочь, которая должна вести себя хорошо. Из этого я извлекла, что нужно быть хитрой и уметь вести двойную жизнь. Быть послушной и исполнительной, но следить, чтобы никто и никогда не узнал, как ты проводишь своё свободное время.
А провожу я его не совсем законно лет с пятнадцати, но никто и никогда бы так не подумал.
Под запретом у меня только секс, но я не сомневаюсь, что от этого дела может быть только вред. Марга Суззен переспала со своим кузеном - и про неё болтают всякие глупости. А я курила опиум и купалась в неглиже в озере - и про меня говорят, что я смешная и современная.