Хозяйка Дома Риверсов

Речь шла о том, что нас ждет новое назначение и высокие почести в знак признания заслуг Ричарда во время последних беспорядков. Там говорилось также, что лорды, члены королевского совета, всегда очень внимательны к тем, кто проявил наибольшую сообразительность и храбрость во время военных действий и выразил наибольшую готовность служить королю и его совету, так что такой человек никогда не останется без награды — даже если король и королева не могли лично наблюдать за его подвигами, будучи в Кенилуорте. Короче, Ричарда извещали, что он назначен сенешалем Гаскони — богатейшей местности вблизи города Бордо, находившейся в собственности англичан в течение трех последних столетий. Эти земли Англия надеялась удерживать вечно, а значит, мы с Ричардом должны были вновь отправиться во Францию, возглавив очередное оккупационное войско. Читая между строк, я также поняла, как сильно наш король потрясен потерей английских владений в Нормандии, чему виной был, разумеется, Эдмунд Бофор, герцог Сомерсет. Видно, теперь Генрих решил укрепить власть англичан в Гаскони, послав туда более опытного полководца. Это назначение было почетным, но несло с собой немало опасностей и трудностей: нужно было укрепить армию, расквартированную в Бордо и его окрестностях; нужно было охранять эти земли от постоянных набегов французов, желавших, естественно, их отвоевать; и, одновременно, нужно было как-то поддерживать у местного населения лояльное отношение к английскому королю, внушая им, что собственная страна бросила их на произвол судьбы, а так называемый французский король не только не в состоянии ею править, но и, тем более, не в состоянии организовать порядок на «заморских территориях».

Окончив читать, я глубоко вздохнула. Моя душа была настолько иссушена горем, что для меня ничто не имело значения, хотя разумом я понимала: это очень высокий пост, и великая честь — править Гасконью. Риверсы явно поднимались в гору, хотя одного из членов нашей семьи уже и нет с нами. И мой разум твердил: нельзя позволять сердцу так ныть от тоски, нельзя вечно печалиться по тому, кто ушел в мир иной.

Я снова взялась за письмо. На полях, точно монах, иллюстрирующий манускрипт, король собственноручно нацарапал своим почерком клирика:

«Дорогой Риверс!

Буду весьма признателен, если вы незамедлительно поедете в Плимут, дабы организовать и возглавить армию, которую мы направляем в Гасконь, и подготовите суда для переброски этого войска. Вам следует отплыть во Францию не позднее 21 сентября».

Под этим королева приписала для меня: «Жакетта, как тебе повезло! Ты возвращаешься во Францию!»

Повезло? Но я отнюдь не считала, что мне так уж повезло. Я оглядела наш двор, теплые стены из красного кирпича, колонны с капителями из белого камня, старую часовню рядом с домом, яблоню, низко склонившуюся под тяжестью последних крупных плодов, которые давно пора было снять, полный сена амбар, примыкавший к зернохранилищу, — всю нашу усадьбу, такую надежную, центр нашего маленького мира, насквозь прогретого ласковым солнцем, светившим в окна дома. Дети мои были заняты уроками… Нет, мне не хотелось возвращаться во Францию, ставшую чужой. И я отчего-то подозревала, что король поручает моему мужу дело, которое вполне может оказаться невыполнимым. А еще я думала о том, что нам в очередной раз придется заново устраиваться в незнакомом городе и приспосабливаться к тому, что население его отнюдь не радо нашему присутствию.

Я пыталась приободриться, вспоминая, что Гасконь осенью особенно красива, что, возможно, мне удастся повидать братьев и сестер, что зима в Бордо всегда хрусткая, ясная, полная солнечного света, а весна и вовсе великолепна. Но отлично помнила я и то, что люди в тамошних краях не слишком любезны по отношению к англичанам и никогда не скрывали своего к ним презрения, так что французы будут представлять для нас постоянную скрытую угрозу. А потом нам, разумеется, опять придется тщетно ждать, когда пришлют деньги из королевской казны, и снова платить солдатам из собственного кармана, а здесь, в Англии, на нашу голову будут сыпаться бесконечные упреки, обвинения в неудачах или даже в предательстве. Ну и, конечно же, нам придется оставить здесь своих детей; я не могла рисковать ими. Нет, мне совсем не хотелось во Францию! И не хотелось, чтобы туда ехал Ричард.

Довольно долго я просидела в саду. Наконец королевский посланник вышел на крыльцо, вытирая рот рукавом, заметил меня, изобразил некое подобие вежливого поклона и вопросительно на меня посмотрел.

— Доложите его величеству, что мы с мужем незамедлительно отправляемся в Плимут, — сказала я. — Передайте, что для нас великая честь — служить ему.