Хозяйка Дома Риверсов

— Ах, моя дорогая! Боюсь, они все королевство запросто раздадут. Бережливость нашим правителям совсем не свойственна, а в советниках у них одни мошенники.

Об опасениях моего мужа я упомянула с максимальной тактичностью, однако королева, упрямо тряхнув головой, ответила:

— Мы должны заботиться о том, чтобы наши друзья были довольны. Мы не можем править страной без Уильяма де ла Поля, он поистине великий человек. А у нашего дорогого Эдмунда Бофора такие долги! Разве мы можем ему не помочь?

— А что же герцог Ричард Йоркский? — напомнила я имя того, кто, безусловно, был достоин всяческих наград.

— Без Эдмунда Бофора мы не сохранили бы наши владения во Франции, — продолжала она, словно не замечая моих слов. — Это единственный человек, которому мы можем доверить охрану своих имений и возвращение законному хозяину тех земель, которыми мы владели прежде.

— Как, ваша милость?..

Я прямо-таки дар речи потеряла, услышав, что нам, оказывается, следует вернуть завоеванные нами земли французам. И Маргарита, зарумянившись, точно провинившееся дитя, поправилась:

— Я имела в виду земельные владения Англии. И Эдмунд Бофор — единственный человек, на которого мы можем полностью положиться.

— Мне кажется, ваша милость, что после смерти моего первого мужа, герцога Бедфорда, только Ричард Йоркский действительно способен удерживать наши владения во Франции, — возразила я.

Она лишь небрежно махнула рукой.

— Возможно, возможно, но я никому не доверяю, кроме Эдмунда Бофора и Уильяма де ла Поля. Сам король не способен ни принимать решения, ни руководить армией. Эти люди для меня все. Они заменили мне и отца, и… — она вдруг снова покраснела, — друга, а я так нуждаюсь в истинных друзьях. Они оба достойны высочайших почестей, и мы дадим им то, чего они заслуживают.

Вестминстерский дворец, Лондон, лето 1449 года

Мне сразу стало ясно: случилось что-то ужасное. Ричард вошел в наши покои мрачнее тучи. Стиснув мои руки, он произнес:

— Мужайся, Жакетта.

— Дети?

В первую очередь я всегда думала о детях, и рука моя невольно опустилась на живот, где уже зрела новая жизнь.

— Нет, слава Богу! Наследство милорда герцога. Земли в Нормандии.

Можно было не уточнять, я и так сразу догадалась.

— Что, все потеряны?

Муж поморщился.

— Почти все. Эдмунд Бофор предложил французам почти всю Нормандию, в том числе и Руан, в обмен на собственную безопасность в Кане.

— Руан, — тихо промолвила я.

Там был похоронен мой первый муж, герцог Джон Бедфорд. Там у меня был дом и земли.

— Это страшный удар для всех нас, — посетовал Ричард, — для всех тех, кто столько лет сражался за сохранение английских владений во Франции. Ведь на этих войнах, длившихся почти столетие, погибло великое множество людей, мои добрые товарищи, братья по оружию… — Он помолчал и добавил: — Нашему народу весьма трудно будет простить такую потерю.

Вестминстерский дворец, Лондон, весна 1450 года

Ричард был прав. Англичане не смогли этого простить. Парламент с гневом обрушился на Уильяма де ла Поля, и никакие новые титулы не смогли спасти его от народного гнева, когда наши фермеры, возделывавшие в Нормандии поля, и наши солдаты, воевавшие там, были вынуждены вернуться в Англию бездомными пораженцами. Бывшие воины горько жаловались на рыночных площадях и перекрестках, что их предали командиры, которые должны были стоять в одном ряду с ними и с оружием в руках защищать эти земли, как это делали они сами и их отцы и деды более ста лет.

На улицах Лондона торговцы окликали меня, когда я проезжала мимо, с вопросом: «Эх, что бы сказал на это наш лорд Джон? Как заклеймил бы этих предателей ваш супруг!» Но чем я могла их утешить? Я молчала. И, качая головой, полностью разделяла их чувства. За что же боролись и умирали простые англичане, если земли, честно завоеванные ими в бою, просто так отдали обратно — по тайному сговору, по настоянию королевы-француженки, по прихоти короля, который никогда не сражался за эти земли, не проливал за них кровь?

Во всех этих подлых деяниях люди винили Уильяма де ла Поля, поскольку любые речи, направленные против короля, считались предательством. Вызванный на заседание парламента, де ла Поль был обвинен в предательстве, вымогательстве и убийстве. А также в тайном намерении захватить трон и посадить на него своего малолетнего сына Джона, чтобы тот правил под опекой Маргариты Бофор,[42] которой, как он утверждал, должна по праву принадлежать английская корона.

— Что же будет? — обратилась я к королеве.

Она металась по своим покоям, и длинный шлейф ее платья шуршал и извивался, точно хвост разъяренной кошки.

— Я не позволю обрушить на него подобные обвинения! Они не смеют так его унижать! Собственно, король уже спас его, пообещав, что сам по справедливости рассудит это дело и выяснит, виновен ли его друг Уильям.

Я колебалась. В конце концов, Англия — не моя родина. Но мне действительно казалось невозможным, чтобы король подобным образом лез в дела парламента.