Хозяйка дома у озера

Матвей направился в кухню, борясь с желанием дойти до входной двери и поднять с пола… Нет, не ружье, а лопату. Матвей окончательно понял, что огнестрельное оружие — это не для него, то ли дело врезать чем потяжелее.

Но он подавил это желание, заглянул в кухню и по привычке чертыхнулся. Прохор Федотович сидел за тем же столом, что и они с Настей несколько часов назад и доедал подсохшие остатки романтической трапезы.

— Что вы здесь делаете? — спросила из-за его спины неожиданно появившаяся на кухне Настя.

— Это и мой дом тоже, — флегматично ответил бывший управляющий.

— Здесь живу я! — Топнула ногой девушка. — По крайней мере, сегодня.

— А я здесь умер, — спокойно ответил мужчина, отправляя в рот кусок рыбы, видимо, тоже оголодал за год. — Вернее, меня здесь убили.

— Но это сделала не она, — резонно возразил Матвей.

— Точно, — согласился бывший управляющий. — Она ничего не сделала.

— Зато вы сделали слишком много. Например, наболтали Владимиру о кладе. — Матвей подошел к столу, посмотрел на разбитый бокал, на письмо, что все еще валялась среди тарелок. Глупое письмо девушки, которая пыталась что-то исправить. Вот только… — И знаете, что я думаю? Думаю, что ваших слов было маловато для того, чтобы он так слетел с катушек.

— Если вам есть дело до Владимира, ты извещаю, он жив. Эскулапы его подлечат и будет, как новенький. Умник ваш в околотке басенки сказывает, да только господа городовые слушатели привередливые, вряд ли уверуют.

— Жаль, что они вас не забрали, уж вы бы нашли, что им растолковать, — попеняла Настя.

— Дык, за что ж меня забирать, я же за родственника разлюбезного, душой и сердцем радел, даже в больничный дом с ним поехал, испереживался весь. Да и документы я им показал, — Прохор Федотович прищурился, — дядьки потомка моего, вот и отпустили с миром. Бумажка она и из пса человека сделает.

— Я думаю, — продолжал Матвей, не обращая внимания на их перепалку. — Что ваши слова легли на благодатную почву. — Мужчина поднял конверт.

— Да что с ним разговаривать, лучше вон водой его окатить из бадейки, что отец Афанасий оставил, как знала, что пригодится, — предложила хозяйственная Настя. — Охолонет малость, может, в разум войдет.

— Скоро полночь, вы готовы к смерти, Матвей? — Прохор Федотович поднялся и повернулся к мужчине.

— Нет, а вы? — Матвей скомкал письмо и отбросил в сторону.

— Что? — Впервые на лице бывшего управляющего отразилось недоумение.

Но вместо ответа Матвей стал рассуждать дальше, очень боясь, что мысль, так внезапно пришедшая ему в голову, ускользнет:

— Почему Владимир тебе поверил?

— Потому что дурачина, прости господи, — высказалась Настя и Матвей повернул голову. Девушка стояла рядом с ведром и переименовалась с ноги на ногу. Выглядела она чертовски соблазнительно.

— В вашем роду из поколения в поколение передавалась байка о кладе. Кладе, который якобы спрятали вы для Митьки, перед тем, как сбежать. И вот спустя сто лет, вы являетесь к Владимиру и тоже рассказываете о кладе. Если опустить его испуг, антидепрессанты, то бишь, водку, и попытку изгнать бесноватого предка, которые наверняка имели место, то дальше неизменно последовали бы вопросы. Чего же проще? Возьмите и осчастливьте потомка, скажите прямо, где золото бриллианты. Ан, нет. Ваша версия иная, вы говорите, что клад спрятал Завгородний, а где, вам неведомо. И Владимир вам верит. Почему? — Матвей замолчал, глядя на внимательно слушающего его Прохора Федотовича. — Потомок ваш небольшого ума, он не задает вопросов, например о том, зачем Завгороднему что-то прятать, раз уж он свалил с концами? Но это вопрос разума, а не веры. Я хочу знать, почему он так легко вам поверил? Поверил настолько, что взялся за оружие? И я же вам отвечу. Все дело в той легенде. Но сколько таких легенд ходит по миру? Да без счета. Но разница в том, что для вашей семьи это была не байка. Это была реальность, ведь так? — Бывший управляющий молчал, не соглашаясь, но и не отрицая. — Ваши потомки знали, что вкладчиков обокрал промышленник. Они знали это, передавали это знание от отца к сыну, добавляя, что однажды, кто-нибудь из Ильиных обязательно найдет потерянные сокровища.

— И что с того, мил, человек? Вот Глашка Седая всем сказывала, что в ее семье каждые сто лет ведунья рождается… — проговорил Прохор Федотович.

— Но тогда назревает вопрос, откуда потомки Митьки Ильина могли знать о том, что именно Завгородний обокрал вкладчиков и, судя по всему, свалил в теплые края. А возможно, и обзавелся другим именем, я бы точно обзавелся. но не суть. — Матвей улыбнулся, потому что, глядя на бывшего управляющего, все больше убеждался, что попал в точку. — Выходит парадокс, вы не знали об ограблении, но ваши потомки знают о кладе. От кого? С чего пошла вся эта чехарда со спрятанными ценностями? Такие легенды на пустом месте не рождаются. От Митьки — писаря? А тот откуда? Вспомните, как все было. Его отец. Завгородний оплакивает дочь, самого Митьку чуть на каторгу не спровадили. До сокровищ ли тут? Если об ограблении не знали вы, то не знал и он. — Матвей отбросил скомканное письмо.