Хозяйка драконьего замка

— Виве… — протянул муж. — Не ты ли клялась мне в любви, а теперь убегаешь?

Да. Это ее сердце болит и плачет, а мое… мое сердце красотой не купишь.

— Разлюбила, — отрезала с усмешкой раньше, чем подумала.

Отвыкла прогибаться и выбирать слова. А зря.

Дареш подобрался, как рысь, готовая к броску, зрачок полыхнул алым и сузился иглой, усмешка словно приклеилась к губам.

— Вот как ты заговорила. Дня не прошло, как ты осмелела и вообразила себя вейрой Бельх. Моей вейр-р-рой.

Мои маневры оказались бесполезны. Дареш сместился, и я несколько секунд бестолково таращилась на опустевший проход, из которого муж буквально испарился. Едва я сделала шаг в сторону двери, меня грубой силой опрокинуло в пол. Чудом извернувшись, приземлилась на локти и колени, а потом меня протащило по ковру, и в голове помутнело. Сознание накрыло темнотой.

Когда я пришла в себя, Дареш уже был полураздет, и мы… были в другой комнате.

Его спальня, подсказала память. Эйвери была тут однажды, униженно вручая свое небогатое наследство белокожей изящной Лети, которая лежала на этой самой кровати. Голая, как попка младенца. Наготы она своей не стеснялась, как если бы общалась не с будущей женой своего любовника, а с ручной болонкой.

Во рту было солоно и сухо.

Платье на мне было разорвано до пояса. Но едва я дернулась, чтобы прикрыться, Дареш положил свою лапищу мне на горло и медленно проговорил:

— Ты вела себя крайне неосмотрительно, Виве. Лезла со своей дружбой к первым вейрам империи, напилась, прикарманила подарки…

Он медленно перечислял мои прегрешения, в которые входил первый танец и невежливый взгляд в сторону его ненаглядной, и заводился все больше. Глаза загорелись гневом, рука сжалась на горле, и я вдруг поняла насколько смешны были мои попытки выкрутиться с помощью бытовой женской хитрости. Дареш был просто сильнее любого другого мужчины, быстрее, коварнее. Враждебнее.

— Кивни, тупица, если осознала свой грех.

Подавив черную волну ненависти, я кивнула. Пальцы незаметно перебирали складки платья в поисках заветного пузырька. Накапаю этой твари от души. Вариант с вином отпадал. Муж если и подаст мне стакан, то только с ядом, и уж вино со мной пить точно не станет.

— Мне нравится, когда ты послушная, кивай мне всегда, покуда жива, — в его голосе появились урчащие нотки, льдистый взгляд почти против воли скользнул на обнаженную грудь. Едва слышно пробормотал: — Смотреть не на что. Лети красивее, достойнее, отец-дракон шутил, когда сделал ее драдерой, но я исправлю его ошибку.

Болтать он болтал, но взгляд ко мне как приклеился. Вторую руку он положил мне на грудь, легко сжимая. Пока легко. Очень скоро он перестанет быть нежным, об это мне говорило окаменевшее в предчувствии боли тело.

Меня передернуло от омерзения, но я заставила себя лежать неподвижно. Против воли взмокла, чувствуя, как скатывается холодный пот по виску.

— Ты умрешь завтра, — сообщил Дареш очевидное, а я заставила себя улыбнуться.

— Но я пока жива и буду жива еще три дня, — сказала нежно. — И три ночи.

Возможно мне показалось, но в ледяном взгляде мелькнул короткий интерес, который ни одна женщина не перепутает ни с ненавистью, ни с агрессией. Возможно, Эйвери была так наивна, что не вполне понимала, какие чувства владеют Дарешем?

Лапы на груди и горле сжались крепче. Теперь это было почти больно. В груди полыхнуло о нехватки кислорода, но я заставила себя улыбнуться снова.

Интуитивно я чувствовала, что у меня есть только одна попытка выбраться из этой постели без потерь. Одна… всего одна ошибка будет стоить мне сломанных ребер или рук, или шеи.

Мою магию забрали, а значит живой я больше не нужна. Ночь завершает ритуал, а все, что начинается с завтрашнего утра лишь попытка соблюсти видимость приличий.

Не более.

Мое убийство подмочит Дарешу репутацию, но он реабилитирует ее ровно после первой военной победы.

У меня нет права на ошибку.

Медленно подняв одну руку, скользнула пальцами в густые волосы мужа, наконец, нащупав второй пузырек с эротической бякой. Давление на горло стало невыносимым, в груди горело огнем, но я не отводила глаз. Улыбка не дрогнула.

— Моя зверушка сошла с ума? — губы Дареша разошлись в нехорошей усмешке.

— Да, мой вейр, — смущенно прикрыла глаза, внимательно отслеживая реакцию из-под ресниц.

К моему удивлению, имитация покорности и влюбленности, которая не подействовала бы ни на одного мало-мальски адекватного дракона, на Дареше дала восхитительный эффект.

Взгляд помутнел и застыл, дыхание участилось. Рука, наконец, оставив в покое мою грудь, прошлась по животу, задержавшись на уязвимой точке в солнечном сплетении. Там потягивало и ныло сладковатой болью, как на заживающем послеоперационном шве. Кажется, именно оттуда, Дареш забрал из Эйвери магию.

Он искренне верил, что я в восторге от насилия и готова любить его теми способами, который ему нравятся. С помощью шила, пощечин и избиений.