Хозяйка графских развалин

Почему я должна страдать из-за упрямства Гарета? Все ошибаются. Я тоже могу ошибиться. Но я не хочу страдать из-за его ошибки.

Чиновник опечатывает четвёртый сундук.

— Здесь, с учётом десятой части, полная сумма приданого моей дочери.

— Да, — соглашается Гарет.

Остаётся последний сундук.

И вот тут я подбираюсь, интуитивно ожидая интересного. Личные вещи из спальни, гардеробной и будуара были в самом начале. С приданым разобрались. А что осталось? “Черепаха” ведь идёт прямиком на север, без заездов и остановок. Или нет?

— Здесь собственность Даниэллы. В основном наследство из девичьей семьи её матери. Здесь же подарки, в том числе и от тётушки Фелиссы, — Медведь впервые обращается ко мне, но для меня прозвучавшее имя пустой звук.

Я лишь киваю:

— Спасибо, батюшка.

Значит, собственность?

Не знаю, кому принадлежит приданое… По оговоркам оно всё же отправляется в распоряжение мужа. Зато собственность это точно собственность.

Медведь отпирает большой сундук.

Сердце пропускает удар. А вдруг внутри тоже золото?! Офицер поднимает крышку. Я выдыхаю. Внутри не золото. Внутри вообще не понятно что. Какие-то коробки, свёртки, половина пространства занята упаковочной бумагой.

Зато без стекла.

Чиновник чешет нос:

— Будем перебирать и описывать?

— Куда деваться? — соглашается Медведь.

Личные вещи почему-то не перебирали, проверяли только сундуки с десятой частью приданого, но там так всё было упаковано, что оценить содержимое каждого сундука много времени не требовало.

Приходится приложить некоторое усилие, чтобы не лезть напролом. Пусть офицер старается, тем более в первом свёртке оказывается пузатая керамическая ваза с глянцевой глазурью, а в следующем статуэтка танцовщицы.

Все свои надежды я связываю с резными шкатулками, но при проверки оказывается, что они представляют ценность сами по себе, как произведения искусства. Шкатулки пусты.

В моей собственности сервиз, несколько пушистых меховых хвостов, годных на воротник или шапку и много всего прочего дорогого и ценного, но для меня бесполезного. Свёртков всё меньше…

Наконец, на дне сундука остаются только два ларчика.

— Они не открываются, — со вздохом сожаления поясняет Медведь.

Точно?

Я чую очередной подвох…

Чиновник присаживается на корточки:

— Вижу целую государственную печать. Ларцы дожидаются наследницы нетронутыми, можем внести в опись без уточнения содержимого. Граф, при наступлении страхового случая нам придётся уточнять стоимость в судебном порядке, так как понадобится поднимать архив с описью запечатанного наследства. Но нам всё равно придётся разбираться, так как сундуки с монетами опечатаны банком. Таков порядок.

— Понимаю.

Зато я не понимаю, почему собственность моя, а страховая выплата будет в пользу Гарета.

Но я не собираюсь спорить по мелочам.

— Можно собирать, — разрешает Медведь.

Спешит…

— Интересно же, что внутри! — я рывком ныряю в сундук и понимаю, что из двух только один ларчик лёгкий.

— Дочь!

Но меня уже не остановить.

Глава 22

Из памяти выныривает то ли ассоциация, то ли вовсе реальное воспоминание. Неужели обрывок моего прошлого?!

Перед внутренним взглядом зима во всём её великолепии. Не такая убийственная, как в графстве, а живая, весёлая, наполненная детским смехом и, благодаря теплу домов, безопасная. Почему-то сам дом я вспомнить не могу, лишь смутное очертание, стёртое сумерками. Картинка памяти будто фонарём подсвечена — центр яркий, а по краям всё выцветшее настолько, что не разобрать.

И на той картинке маленькая девочка, лет семи-восьми, стоит на вершине рукотворного сугроба. Откуда-то я знаю, что он рукотворный. Внизу сверстники девочки, и выделяется мальчишка в васильковой вязаной шапке.

— Ты не можешь выиграть! — кричит он. — Выигрывает царь горы, а девочка царём быть не может!

Он карабкается вверх, но девочка со смехом пуляет в него снежок, и мальчик срывает по ледяной корке вниз, съезжает на пузе.

— Я царица, — выкрикивает девочка.

Я понимаю, почему пришла эта внезапная ассоциация-воспоминание.

Мне тоже предстоит сейчас сыграть, только в царицу сундука.

Чтобы никто не дотянулся до второго ларца, я, не боясь запачкать платье, опускаюсь на колени. На корточках слишком легко потерять равновесие.

Я достаю лёгкий ларчик.

— Ты испортишь печать, — предостерегает Медведь.

Спасибо ему за подсказку. Значит, я точно могу открыть замок.

— Что здесь?

Я плохо понимаю, что именно делать. Кольца у меня нет. Татушка-цветок явно не годится, потому что досталась мне от брака, а тут имущество добрачное. Но опыта с цветком хватает, чтобы интуитивно коснуться замка чем-то незримым. Магией?

Печать моими стараниями рушится, и я без колебаний поднимаю крышку.

— Это же от твоей тётушки, Даниэлла.

— Да-а-а…

Какая замечательная у Даниэллы тётушка.

В ларце гарнитур, и великолепие драгоценностей почти ослепляет. Гарнитур, насколько я могу судить, полный: серьги, два браслета, ожерелье и кольцо. И, кажется, у ларчика двойное дно.

— И зачем, дочка? Нам теперь каждый предмет описывать?

— Без экспертизы исключено, — тотчас открещивается чиновник.