Хозяйка Империи

В тесной каморке, где стояла невыносимая жара от раскаленной солнцем кровли, Аракаси подбирал себе облачение из разнообразных сундуков и ларцов, содержащих всевозможную одежду — от сверкающих, расшитых блестками мантий до крестьянских рубах. Он остановился на оранжево-пурпурной ливрее и паре запыленных сандалий с дыркой в левом носке. Затем он свернул в ком свою нестираную одежду, засунул этот ком в другой сундук, содержимое которого выглядело как нищенские отрепья, и, оставив себе лишь грязную набедренную повязку, спустился по той же лестнице, чтобы воспользоваться ванной хозяйки. ***

Часом позже он уже ползал на коленях по полу одной из контор гильдии ростовщиков. На этот раз орудиями его труда служили щетка-скребок и ведро. Дневной отдых закончился, служащие контор вновь приступили к работе, и никто не выражал неудовольствия оттого, что какой-то уборщик слишком долго провозился, отмывая плитки вокруг стола чиновника, рядом с проходом. Торговцы норовили пнуть его ногой, чтобы он не загораживал им дорогу, особенно если они шли объясняться по поводу просроченных долгов или если добиваться кредита их вынуждала нежданная беда: то ли бандиты напали на караван и захватили товары, приготовленные на продажу, то ли целая партия шелка отсырела в дождливый сезон и стала непригодна для использования.

Спорщики горячились, дневной зной еще подбавлял жару; никому и дела не было до того, что там бормочет слуга, отскребающий грязь с плиток.

Никому, если не считать чиновника, который, склонив голову на бок, переписывал из документа в документ ряды чисел.

— … остатки в собачьем дерьме, — бурчал Аракаси. — Должен быть закон, запрещающий любимым собачкам знатных дам гадить на улицах. — Он засопел, с проклятием отозвался о своей ноющей спине и точно таким же монотонным голосом продолжал:

— Оскорбляет мое обоняние, конечно, но ты не заметил случайно, не уничтожил ли красный мальчик какие-нибудь записи, пахнущие кровью? Что-то мне надоело воду ведром таскать.

Чиновник отер пот со лба, взял табличку с угла стола и сделал на ней пометку. Потом всунул ее в другую стопку, измазанную меловыми разводами, и брыкнул ногой, двинув уборщика носком по ребрам:

— Эй, ты! Почисти вот эти.

Аракаси согнулся в поклоне, прижав нос к влажным плиткам:

— Слушаюсь, господин, слушаюсь.

Он взял стопку, потянулся за тряпкой и приступил к исполнению полученного распоряжения. Его монотонное бормотание не прекратилось и тогда, когда он добрался до испачканной таблички с записью, хотя ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать дрожь в руках при виде зашифрованных сумм и дат. Три легких движения руки — и на табличке не осталось никаких знаков: все сведения перекочевали в память. Самозванный уборщик сохранил безмятежно-тупой вид, но сердце у него забилось вдвое быстрей.

Ибо в его шпионской сети кодовым именем «красный мальчик» называли Джиро Анасати, а чиновник, занимающий столь выгодное положение, был агентом, с большим трудом пристроенным на это место.

Зашифрованные числа обозначали крупные суммы в металле, взятые в долг первым советником дома Анасати. Эти деньги явно не были предназначены для торговых целей: теми обычно распоряжался управляющий, и чаще всего их оборот совершался посредством записок к торговцам, производившим регулярные выплаты. Одна из сумм была позаимствована в точности перед тем, как Аракаси угодил в ловушку на складе шелка, едва не обернувшуюся для него катастрофой. Не связаны ли между собой эти события? И два других займа, совершенные совсем недавно, могли оказаться средством для расплаты с Братством Камои — грязные деньги для заказного убийства.

Аракаси протер до блеска последнюю табличку и возвратил ее на стол чиновника. Он снова принялся за очистку пола и досадливо выбранился, когда чиновник бросил обрывок тайзовой бумаги в корзину для мусора и промахнулся. Скомканный клочок приземлился на плитку, уже отмытую Мастером. Тот поднял бумажку, подобострастно поклонился и отправил ее в корзину. Однако другой свернутый обрывок бумаги, до того находившийся внутри первого, остался у него в ладони и исчез в складке набедренной повязки.

Мастер терпеливо сносил тычки и пинки от торговцев, прокладывая себе путь через проход, пока не достиг наконец тихой гавани в дальнем углу.

Перед самым закрытием конторы, когда голоса зазвучали особенно громко, а перепалки достигли наивысшего предела, у стола, за которым сидел агент Аракаси, появился пышно разодетый купец. Окинув присутственную палату быстрым взором, он удостоверился, что каждый занят своим делом, и приступил к расспросам.

Чиновник, явно взволнованный, выронил мел. Аракаси обмакнул свою щетку-скребок в ведро и перебрался на другой участок пола, но его склоненная голова неизменно занимала такое положение, чтобы ему были видны все подробности переговоров между купцом и чиновником.