Мара так и ахнула при сравнении с существами, похожими на кошек и известными исключительной драчливостью самок:
— Люджан сказал такое?
Сарик промолчал, и Мара заподозрила подвох.
— Люджан ничего подобного не мог сказать! — воскликнула она в негодовании. — Чего ты добиваешься своими шуточками? Хочешь поссорить меня со своим кузеном?
Сарик скрылся под маской придурковатого простофили.
— Убирайся! — приказала ему хозяйка. — Оставь меня и пришли сюда Камлио. Она, может быть, и не желает принять ванну, но я-то уж точно хочу. И это надо сделать до того, как мы окажемся в открытом море и начнется сильная качка: тогда уже нам будет не до ванн.
— Как будет угодно госпоже, — сказал Сарик, плавно поднимаясь для положенного поклона.
Когда он вышел, ничуть не пристыженный, властительница сообразила, что он добился своей цели: от ее угнетенного состояния не осталось и следа. Да, ей не довелось побывать в Равнинном Городе, не довелось разделить со спутниками радостное возбуждение, овладевающее человеком во время отплытия корабля, но она направлялась в такие земли, куда, насколько ей известно, не ступала еще нога ни одного человека из Акомы.
Позднее, выкупавшаяся в ванне и умащенная благовониями, хотя и одетая в самое простое платье, властительница стояла на носу «Коальтеки», наблюдая, как срывается пена с гребней волн и как, играя, выпрыгивают из воды радужные рыбы-джейлоры. Когда их чешуя сверкала в лучах закатного солнца, Мара смеялась от восторга, не обращая внимания на буравящие взгляды Камлио.
— Что ты здесь видишь интересного, когда кругом одна вода? — однажды спросила ее куртизанка, не скрывая отвращения, которое вызывали у нее раскинувшиеся вокруг безбрежные просторы. Казалось, она умышленно опустила обращение «госпожа», как будто специально стараясь рассердить Мару.
— Я вижу красоту, — ответила Мара, словно не замечая издевки в вопросе спутницы. — Я вижу жизнь. Надо дорожить минутами покоя, которые выпадают между битвами. Это я поняла, когда стала властительницей.
К ним подошел Люджан. Его шлем без плюмажа отливал кобальтово-синим блеском на фоне темнеющего неба. Поклонившись Маре, он доложил:
— Мы идем с хорошей скоростью, госпожа.
Мара подняла брови:
— Ты стал моряком, военачальник?
Люджан улыбнулся. В выражении его лица было меньше лукавства, чем у Сарика, но ровно столько же беспечности.
— Нет, — признался он, — но так сказал капитан.
Он снял шлем и скорчил недовольную гримасу, потому что этот головной убор был подогнан хуже, чем другой, более тонкой работы, который остался в Сулан-Ку. Расчесав пятерней волосы, он глубоко вдохнул морской воздух.
Несмотря на присутствие Камлио, которая стоя-ка с самой безразличной миной на лице, Мара вымолвила:
— Это путешествие вызывает воспоминания…
Люджан поднял глаза на верхушку фок-мачты, а потом обвел взглядом яркий размах парусов, освещенных последними лучами золотого заката:
— Мне тоже не хватает варвара, госпожа. Пусть бы он даже и провел половину путешествия склонись над тазом.
Мара не могла не рассмеяться.
— Бесчувственный солдафон! — упрекнула она шутника. — Дай срок, в один прекрасный день шторм встряхнет твой желудок посильней! Вот тогда тебе станет понятно, что морская болезнь — это не такая уж забавная штука.
— О боги, — взмолился Люджан в притворном ужасе. — Не насылайте на меня такую кару, когда мой кузен на борту. Он сварит мне суп из рыбьей чешуи, заставит меня проглотить это вместо лекарства, а потом растрезвонит всем моим любимым девушкам из Зыбкой Жизни, какое у меня было зеленое лицо.
Камлио застыла в безмолвном ожесточении, но Люджан обернулся к ней с обезоруживающей улыбкой, перед которой не могла устоять ни одна провинциальная красотка.
— Тут нет никакого оскорбления, цветик, просто все мои девушки любят свою работу. Со мной они не скупятся на ласки, а я не обращаюсь с ними как с частной собственностью. Я ведь не из тех господ, которые раньше оплачивали твои услуги. Прислушайся к голосу разума и перестань искать им подобных в каждом встречном мужчине.
У Камлио был такой вид, как будто она вот-вот начнет плеваться ядом. Потом она откинула назад свои золотистые волосы, подобрала кричаще-пестрое одеяние и, гордо выпрямившись, удалилась. Ни малейшим движением не показав, что слышит, какие замечания отпускают матросы ей вослед, она спустилась по трапу в каюту помощника капитана, которая была отдана в ее распоряжение на время плавания.
— Не говори так, — остановила Мара Люджана, почувствовав, что очередной эпитет вот-вот сорвется у него с языка. — Ты наверняка вызывал бы у нее меньшую враждебность, если бы перестал называть ее цветиком.
Люджан не принял упрека:
— Но ведь это ей очень подходит. Если бы даже она расцарапала себе лицо и у нее на всю жизнь остались шрамы, все равно при одном лишь взгляде на эти формы любого мужчину пот прошибет.
Не успел он это сказать, как густо покраснел, устыдившись своей прямоты: бравый офицер лишь сейчас вспомнил, что беседует с особой женского пола, да к тому же его госпожой.
Мара ободряющим жестом коснулась его руки: