Хозяйка источника

— Я так счастлива, Артур, — прошептала Дана, положив голову мне на грудь. — Так счастлива, что мне страшно. Знаешь, иногда я боюсь, что все это — сон.

— Тогда мы оба спим и видим сны, — заметил я. — Одинаковые сны. Чудесные, счастливые сны.

— А еще меня мучают мысли о Дэйре, — продолжала Дана. — Я чувствую вину перед ней — ведь мое счастье построено на ее горе. Бедняжка…

Я промолчал, так как не знал, что сказать. Мне тоже было стыдно смотреть Дэйре в глаза. Моя любовь к ней ушла давным-давно, остались только грусть, жалость, раскаяние… Я горько сожалел, что позволил себе влюбиться в Дэйру и этим разбил ей жизнь. Если бы я явился в Авалон со свободным сердцем, то сразу полюбил бы Дану… так мне кажется. Нет, я уверен в этом! И тогда не было бы нужды затевать дурацкий бракоразводный процесс, добиваться от церкви признания наших детей законнорожденными… Тут я невольно рассмеялся.

Дана подняла голову и вопросительно посмотрела на меня:

— Что с тобой, милый.

— Да так, ничего, — ответил я. — Просто я вспомнил, какой шок вызвало наше появление в Авалоне с детишками.

Дана улыбнулась:

— Это был сюрприз! Особенно для моих родителей.

— Для моей мамы тоже. Кстати, вчера я разговаривал с ней. Она снова собирается к нам в гости — и как я понимаю, на этот раз не будет спешить с возвращением в Экватор.

— Стало быть, инцидент исчерпан?

— Окончательно.

— Ну, и слава Богу. — Дана немного помолчала, затем с несвойственной для наших доверительных отношений робостью произнесла: — Артур, я давно хотела у тебя спросить…

— Да?

— Когда ты принимал решение насчет Джоны… В общем, ты предполагал такой исход дела? Ты ожидал этого?

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, дорогая. Единственное, о чем я тогда думал — что Джона мой сын. Никакого расчета у меня не было.

— Извини, Артур. Я не хотела обидеть тебя.

— Ради Бога, Дана! Я не обижаюсь. Напротив, мне даже льстит, что меня считают таким хитроумным и дальновидным политиком.

Джона объявился в Израиле в самый разгар борьбы за власть. Поскольку официальный наследник престола, Арам Иезекия, с к о м п р о м е т и р о в а л себя браком с принцессой вражеского Дома (то бишь моей сводной сестрой Каролиной), причем упорно отказывался развестись с ней, царскую корону оспаривало сразу несколько претендентов, каждый из которых искренне считал свои притязания законными. Однако Джона не воспользовался ситуацией и не стал царем Ионой III. То, что он сделал, Дионис охарактеризовал как "ни фига ж себе!", а Морган восхищенно сказал: "Ты просто гений, Артур!" Короче, Джона во всем сознался (умолчав лишь о том, что он мой сын) и отдал себя в руки правосудия. Его признание произвело эффект разорвавшейся бомбы — уже третьей кряду. Дети Израиля были повергнуты в шок. Чудовищные преступления, в которых они обвиняли Сумерки и Свет, на самом деле совершил их соплеменник, предстоящая война потеряла свой ореол праведности и священности, попросту говоря, стала вообще бессмысленной, а вдобавок ко всему их Дом из невинной жертвы чужого коварства превратился в зачинщика конфликта. Теперь уже долг чести обязывал израильтян искать пути примирения с теми, кого лишь недавно проклинали на все лады во всех домах, дворцах и синагогах Земли Обетованной.

Здесь следует отдать должное Брендону. Он проявил себя искусным дипломатом и добился заключения мира на условиях, выгодных для Света, но и не унизительных для Израиля. Как раз в это самое время в Солнечном Граде праздновали бескровную победу в так и не начавшейся войне, а Иерусалим приветствовал своего нового царя Арама вместе с царицей Каролиной. И драконы были довольны, и блеск звезды Давида не померк.

А Джону судили. Он был приговорен к смертной казни, однако, учитывая его добровольную явку с повинной, эта мера наказания была тут же заменена на пожизненное изгнание без права пересмотра дела. Разгневанная толпа собиралась учинить над ним расправу прямо в зале суда, но Джона разнес вдребезги чары, блокирующие доступ к Тоннелю, и исчез без следа. С тех самых пор о нем ничего не было слышно. Больше всего меня волновало, чтo произойдет, когда он в полной мере п р о ч у в с т в у е т последствия своего контакта с Пенелопой. Картины, представавшие в моем воображении, были настолько пугающими, что я гнал прочь мысли об этом, хотя прекрасно понимал, что еще никому не удавалось решить проблему, попросту игнорируя ее…

С большой неохотой я встал с постели и принялся одеваться.

— Дэйра назначила мне встречу, — объяснил я Дане. — Хочет сообщить о своем новом открытии. Пойдешь со мной?

— Нет, лучше я немного посплю. К тому же… — Дана зевнула, как котенок, и перевернулась на бок. — Эта маленькая шовинистка не приглашала меня.

Направляясь к нише, я думал о том, что Дэйре стоило родиться мальчиком. Женщин она делила на две неравные группы: к первой относила себя и Бренду, а ко второй — всех остальных, которые, по ее мнению, способны лишь рожать и воспитывать детей и которым противопоказаны чрезмерные умственные усилия. Я искренне надеялся, что это у нее возрастное…