Хозяйка источника

— А ты не мог перечить ей ни в чем. Странный ты все-таки человек, брат. Женщины от тебя без ума, но как только они становятся твоими, то обретают над тобой невероятную власть. Ты готов потакать любым их капризам. — Я немного помедлил, колеблясь, затем спросил: — А как это вообще получилось с вашим браком?

— Небось, тебе поведали басню о том, что якобы царь Давид подсунул мне свою дочку в роли троянского коня?

— Среди прочих я слышал и такую версию.

— Все это бред собачий. Как, впрочем, и то, что я женился на Рахили, чтобы досадить родственникам. Никакого злого умысла ни с чьей стороны и в помине не было. Просто однажды наши дорожки пересеклись и… — Амадис не закончил и улыбнулся той особенной улыбкой, глубокий смысл которой, очевидно, способны постичь лишь самые прожженные ловеласы. — Ты ведь знаешь, я люблю всех хорошеньких женщин, но в Рахили было что-то особенное; меня влекло к ней с непреодолимой силой… Честное слово, мне будет ее очень не хватать.

И тут я понял, что уже вынес свой вердикт. Передо мной был прежний Амадис, которого я хорошо знал и который, несмотря на все недостатки, мне нравился. Я хотел верить в его невиновность и испытал огромное облегчение, убедившись, что действительно верю ему. Амадис еще тот фрукт, он горазд на многое, в том числе на подлость и коварство, но расчетливо убить женщину, тем более беременную женщину, тем более беременную его ребенком и тем более сыном — нет, это не в его стиле.

— Яблони уже зацвели? — спросил я.

Амадис внимательно посмотрел на меня. В его глазах застыл немой вопрос.

— Да, — сказал он. — Как раз в цвету.

Я встал.

— Если не возражаешь, давай прогуляемся в саду. Я так соскучился по цветущим золотым яблоням.

Это был мой ему ответ. Амадис очень любил свой яблоневый сад, где аккуратными рядами между узенькими аллейками росли карликовые деревья, которые дважды в году приносили небольшие сочные плоды с золотистой кожурой, а в период цветения источали дивный пьянящий аромат. Как-то раз, давным-давно, мы с Александром, желая свести счеты, устроили там дуэль до первой крови (между делом замечу, что я победил); Амадис, прознав об этом, был вне себя от ярости. Он назвал свой сад островком мира и согласия в бушующем океане страстей и строжайше запретил нам приходить туда, как он выразился, "с камнем за пазухой и со злом на уме". Я запомнил его слова.

Мы вместе вышли из кабинета и направились вдоль людного коридора к дальнему его концу, по пути привлекая к себе всеобщее внимание. На меня смотрели с любопытством, а на Амадиса — с неопределенностью… Да, да, я не оговорился — именно с неопределенностью. Все понимали, что, по большому счету, дальнейшая судьба Амадиса зависит от меня, и теперь, глядя на нас, гадали, к какому выводу я пришел и, соответственно, как им надлежит относиться к человеку, который совсем недавно был их королем. Кто он — мой пленник или же член будущего дуумвирата, духовный лидер Дома Света? Впрочем, тот факт, что мы шли рука об руку и мирно разговаривали, вселял надежду, что единство в семье будет восстановлено.

В конце коридора Амадис замедлил шаг. Его внимание привлек молодой человек среднего роста, кареглазый шатен, в чертах лица которого было что-то восточное, вернее, семитическое. Он одиноко стоял у стены и смотрел на приближавшегося Амадиса не так, как остальные. В его взгляде не было неопределенности, а было хорошо знакомое мне предчувствие дальней дороги.

— Здравствуй, Джона, — сердечно произнес Амадис, остановившись перед парнем. — Ты хотел поговорить со мной?

— Я хотел засвидетельствовать вам свое почтение, милорд, — ответил тот, скорее с английским, чем с еврейским акцентом. — И попрощаться. Сегодня я покидаю ваш Дом.

— Возвращаешься в Израиль?

— Нет, милорд. Там я уже был.

— Тебя не приняли?

— Можно сказать, что так. Его величество отнесся ко мне хорошо, зато другие дали мне понять, что мое присутствие в Доме нежелательно.

— И что ты думаешь делать?

Юноша, которого звали Джона, беспомощно пожал плечами:

— Пока что не знаю. Пожалуй, вернусь на родину матери, поживу там немного, потом… Ну, а потом видно будет. В конце концов, Вселенная велика, где-нибудь да найдется в ней место и для меня.

— Что ж, желаю удачи… — Амадис повернулся ко мне и сказал: — Артур, позволь представить тебе Иону Бен Исаию, сына Исаии Бен Гура. Его жена была приближенной Рахили и погибла вместе с ней.

Молодой человек сдержанно поклонился:

— Мое почтение, милорд. Я много слышал о вас и хочу надеяться, что вам удастся предотвратить войну между нашими Домами.

— Я тоже хочу надеяться, — ответил я без особого энтузиазма; мои опасения, что войны не избежать росли и крепли не по дням, а по часам. — Так, стало быть, вашим отцом был Исаия Бен Гур? А я не знал, что у него есть сын.

— Он тоже не знал. Это обнаружилось уже после его смерти. Вы были знакомы с моим отцом?

— Не очень близко. Но всегда был самого высокого мнения о нем.

— Не сомневаюсь, что мой отец был самого высокого мнения о вас.