Хозяйка изумрудной змеи

Он, в отличие от Клавдии Степановны, имел высшее медицинское образование и немалый опыт работы. В реанимации. Откуда спустя десять лет и ушёл в священники (предварительно пройдя обучение в семинарии), ибо тяжело. Горят там люди. Трудно нормальному человеку видеть столько смертей, более того, всеми силами пытаться воспрепятствовать бурной деятельности дамы с косой.

С переменным успехом. О-очень переменным.

Ну да не об этом речь, а о том, что Александр был человеком весьма просвещённым, во вселившегося в кота дьявола не спешившим верить. А вот о старческой деменции знал более чем достаточно. Как и о людской мнительности, которая с годами лишь растёт в человеке.

— Ты не бойся, она отойдёт. — Мужчина принялся гладить обиженного котика, отчего у того чуть слёзы не полились.

Всё-таки вымотался бедолага изрядно. Сначала поход, потом купание, плавно перетёкшее в посещение церкви. Запах ладана, к слову, Барсу не нравился от слова совсем, но он готов был с ним смириться. Учитывая, что человек, от которого он сейчас исходил, спас его от неизвестной, но наверняка ужасной опасности, глупо было привередничать.

Кот вздохнул. Обвился хвостом, чтобы не было так холодно после вынужденного мытья и прогулки. Прикрыл глаза.

В животе призывно заурчало. И у несчастного кота (кусочек сала был небольшой), и у священника (у того и вовсе с утра не было и крошки).

— Надо поесть, — постановил Александр, поднялся с лавки и принялся нарезать хлеб, сало, огурчики.

Чайник поставил.

Посмотрел, чем же ещё можно накормить кота из того, что имелось в небольшой, но весьма уютной трапезной.

— Творог будешь? — спросил он у Барса.

— Коняучно, — ответил тот, не задумываясь, и тут же испуганно умолк.

Всё кошачье нутро сжалось от ужаса, ведь он всего лишь хотел мяукнуть, а вышло вон оно как.

— О, значит, то была не деменция? — приподнял бровь батюшка.

Но приписывать сие явление к вселению дьявола не спешил, хотя удивился изрядно.

Кот облегчённо выдохнул, видя, что его новоприобретённое качество не испугало мужчину. Слово за слово, он рассказал, что именно после похода в горы он вдруг смог говорить по-человечески. Правда, о том, что послужило причиной сих разительных перемен, утаил. Не со зла, просто устал. Челюсти с непривычки сводило, хотелось просто полежать.

Расслабиться.

Сальца поесть вдосталь, творожку. Молочком запить, огурчиком закусить. А потом и вовсе отправиться в дом к батюшке, благо тот стоял неподалёку. Кошка там тоже имелась, причём течная, вот только что-то изменилось внутри Барса. Не стал он реагировать на аромат, будоражащий нюх любого порядочного кота. Забился на полати в угол и еле дождался, когда кошка поймёт, что с ним дела не сладишь, и не убежит за ворота, где имеется масса желающих утолить её охоту.

Грустно ему стало.

Неужто всё, неужто он теперь не сможет, как раньше? А как же удовольствие?

Впрочем, не о том ему надо было беспокоиться, а о звонке, который сделал Александр своему давнему приятелю. Тот тоже был медик, но не человеческий, а ветеринарный. Работал в одной занимательной организации, где у него имелась и лаборатория, и подопытные, которых он изучал. Но, конечно же, у него никогда не было такого питомца!

Такого разговорчивого. Такого нахального. Порой кроющего его добрым русским матом.

Правда, мат этот вовсе не способствовал освобождению Барсика, поэтому, спустя некоторое время, он принялся молиться. О Боге он не раз слышал от Клавдии Степановны и её подруг, а на Псалтыре и вовсе лёживал регулярно. Креститься у него не получалось, зато слова шли из самой глубины кошачьей души.

— Господи, услышь меня! — взывал он к потолку. — Это же форменное издевательство! Я рождён свободным котом!

Молчание было ему ответом.

Молился он долго. В смысле не один день, а целых три недели. К тому времени кот успел пообщаться не только с тем самым другом отца Александра, но и прочими сотрудниками НИИ, куда занесла его судьба. К концу месяца в его честь собрали консилиум, на котором были озвучены потрясающие показатели мозговой деятельности, досконально разобрана костная и мышечная структура речевого аппарата, в которой, как выяснилось, произошли существенные изменения.

Странно, ничего такого Барс не ощущал. Ему казалось, что зубы у него такие же, как и были, мозги тоже, а вот то, что на кошек он больше не реагировал — это да, это удручало. Но сию информацию он держал в секрете, а то, не дай Бог, и там копаться начнут.

— Налицо потрясающий феномен! — вещал учёный, настоящий изувер по скромному кошачьему мнению. — Это какая-то уникальная мутация. По каким причинам она произошла — нам приходится только гадать.

На этих словах Барс еле сдержал ехидный смешок. И как никогда обрадовался, что никому-то не рассказал, что заговорил после того похода, где он столь неосмотрительно попил высокогорной водицы.

И камушек полизал. Солёненький.