— Нет, Вадим Арнольдович! Позвольте вам этого не позволить! — Любезность из меня так и сочилась нектаром. — Очень сожалею, но никаких звонков. Предполагаю, что речь пойдет о том, чтобы выдворить меня из вашего кабинета. Так вот, я не собираюсь его покидать, а вам советую не делать лишних движений и согласиться поговорить по-хорошему.
— Вы что же, мне угрожаете? — Вадим окончательно побагровел.
— Нет, просто предупреждаю. Видите ли, я прекрасно понимаю, что если наш разговор не состоится сегодня, то он не состоится вообще — ваши влиятельные друзья перекроют мне кислород, могут даже добиться лишения лицензии. Поэтому я вынуждена подстраховаться.
— Что вы имеете в виду? — раздраженно спросил Вадим.
— Да то, что я знаю о существовании вашей «маленькой слабости». Знаю и о некрасивой истории с этим молодым человеком, — я указала на Андрея. — Ваша история изложена в статье одного толкового журналиста, которая в настоящее время лежит в редакции тарасовского представительства «Комсомольской правды». Согласитесь, издание серьезное, не какой-нибудь бульварный листок. Так вот, если я в течение сегодняшней ночи не позвоню главному редактору и не дам отбой, статью опубликуют в ближайшем номере. Ваши связи здесь не помогут — газета непосредственно подчиняется Москве. Поэтому еще раз предлагаю — давайте поговорим по-хорошему.
Я отчаянно блефовала и не смогла бы привести ни одного доказательства своему вранью. Даже не знала фамилии главного редактора «Комсомолки». У Андрея глаза на лоб лезли от моей наглости. Но Вадиму и в голову не пришло меня проверять. Его парализовал страх.
— И что же я должен делать? — спросил он с кислой миной.
— Ничего сложного. Для начала выслушать меня и откровенно ответить на мои вопросы. Ну а дальше будем действовать по обстоятельствам. Вы готовы?
Вадим молча кивнул.
— Тогда я начинаю. Андрей, ты подтверждаешь, что твой шеф, Вадим Арнольдович Левицкий, добивался физической близости с тобой и в ответ на очередной отказ в понедельник, двадцать первого апреля, прибегнул к угрозам? — обратилась я к парню.
— Да, конечно, подтверждаю, — с готовностью отозвался Андрей.
— Ты не мог бы сейчас вспомнить и наиболее точно передать текст угроз?
Андрей повторил все, что ранее поведал мне. Вадим пытался встревать в рассказ Андрея, протестовать, говорить, что все это говорил не всерьез. Я попросила его не перебивать и выслушать внимательно все, что скажу дальше.
— Итак, вы обещали каким-то образом подставить парня и добиться его зависимости от вас. Есть еще один интересный факт, которого не знает Андрей, но который мне удалось установить. Кира незадолго до кончины шантажировала вас. Я не знаю, что послужило поводом. Возможно, опять же ваша нетрадиционная ориентация. Возможно — что-то еще. Теперь сопоставим факты. В понедельник прозвучали угрозы организовать подставу Андрею. А в среду Киру нашли повешенной. Причем это было убийство, обставленное таким образом, что все улики свидетельствуют о том, что это сделал Андрей. Допустили лишь один прокол — основную улику, серьгу Андрея, подбросили только на следующий день после убийства. Это легко доказать. Небрежность убийцы позволила полностью отвести подозрение от Андрея. И теперь все указывает на вас — лишь у вас был как мотив избавиться от Киры, так и стремление разделаться с Андреем. Вы, простите за мрачный юмор, одним выстрелом убивали двух зайцев, одного, увы, в самом прямом смысле. Да, вы надавили на следствие, сделали так, чтобы дело закрыли. Но что это меняет? Андрея вы зажали в тиски и могли теперь, угрожая не сведущему в юридических тонкостях мальчишке дать делу ход в случае его неповиновения.
Ф-фух, я аж взмокла от своей обвинительной речи. Вадим же, напротив, стал бледным как мел и, казалось, дрожал от холода — его охватил нервный озноб.
— Вы позволите, Татьяна, сказать и мне несколько слов? — проговорил Вадим.
— Да, теперь пожалуйста. А я закурю, если не возражаете.
Вадим не возражал, и я наконец с блаженством затянулась. Вадим тем временем заговорил:
— Татьяна, все, что я от вас услышал, чудовищно, — начал он тихим, не вяжущимся со смыслом его слов, голосом, — мне и в голову никогда бы не пришло, что мне предъявят подобное обвинение. Но, уверяю вас, это какая-то немыслимая ошибка. Я приношу вам, Татьяна, свои извинения за тот тон, который позволил себе в начале беседы, но я не представлял, что разговор выйдет на такой серьезный уровень. Поэтому я теперь сам прошу вас не торопиться, не делать поспешных выводов и во всем спокойно разобраться.
Вот это уже другой разговор. Минула пора эмоций, и наступило время нормального информативного диалога.
— Я принимаю извинения и готова выслушать все, что вы считаете нужным сообщить. Только прошу вас оперировать фактами и логикой и быть предельно откровенным.