Хозяйка княжеского дома

Кое-что остаётся загадкой. Например, масло надо давать до полного очищения от некро-чего-то-там. Как я определю нужный момент? Второй диагностикой? Похоже, отказавшись от подписки на “Око” я конкретно ступила.

Впрочем, начать лечение загадка не мешает, и я отрезаю от брикета кусочек. Повезло, что аптечной точности не требуется, достаточно прикинуть на глаз.

– Что у меня есть, Даниэль! Что я тебе покажу…

Я натягиваю насквозь фальшивую улыбку и чуть ли не вприпрыжку скачу к мужу.

Со стороны моё веселье наверняка выглядит глуповато. Это если подбирать деликатные выражения. Оно выглядит неуместно и по-дурацки, но либо так, либо я сорвусь.

Пусть лучше Даниэль видит улыбку до ушей и считает меня радостной дурой, чем я закачу истерику и признаюсь, что от нашего положения я в ужасе, что я вижу проблемы, но не знаю, как их решать, и у меня опускаются руки.

При нём выпускать настоящие чувства – нельзя.

Каково Даниэлю будет услышать, что мне плохо? Я только заставлю его ещё больше мучиться собственной беспомощностью.

Позитив ведь тоже своего рода лекарство.

– Что я покажу… – повторяю я, пытаясь подогреть интерес.

Я как спектакль одного актёра разыгрываю.

Рулон и тушь я откладываю, они завлекательно не выглядят.

Хм, а в книге Даниэль разбирался в рунах?

Я демонстрирую кубик масла, пока ещё плотный, держащий форму.

– Знаешь, что это? – я стараюсь медленно поворачивать ложку так, чтобы кубик было удобно рассмотреть.

У Даниэля расширяются зрачки.

Он опознал?

На лице ничего не отражается, взгляд неизменно пустой. Но то, что отвечать муж не торопится, смотрит на брикет и медленно непроизвольно смаргивает, говорит о многом. Я беру Даниэля за руку, касаюсь запястья, нащупываю пульс. Его сердце бьётся учащённо.

Эмоции или отрава действует?

– Не знаешь? – минуту спустя я всё же напоминаю о себе.

Муж снова выдаёт сдвоенное да-нет.

– То есть ты не уверен? – догадываюсь я. – Вроде как не подделка. Давай попробуем? Если честно, я подозреваю, что навредить больше, чем есть, вряд ли возможно.

Вру.

Навредить легко, но, по-моему, риск оправдан.

Я могла бы не спрашивать Даниэля… Я не представляю, что буду делать, если он вдруг откажется. Буду уговаривать? Заставлю съесть вопреки его мнению?

Ответ – нет.

– Почему?! – я смотрю на Даниэля… как на идиота. Он, что, не хочет встать на ноги?!

– Даниэль…

Как он мне объяснит, лишённый дара речи?!

Я столько старалась…

Я зла.

– Даниэль, почему нет? Ты считаешь, что это вредная подделка? Ты думаешь, что лекарство навредит? Или ты думаешь, что ложки не хватит? В рецепте сказано, что нужно принимать каждый день, у меня целый брикет.

Даниэль просто смотрит.

– Лекарство надо растопить, я знаю. Пробуем?

Но Даниэль снова отказывается,

– Почему?! – я плюхаюсь на диван. – Так, давай по буквам.

“Нельзя без направляющего”.

– Без целителя? – уточняю я.

Даниэль медлит, но соглашается. То есть термин я выбрала не совсем удачный. Зато теперь понятно, почему масло шло в комплекте либо с рунами, либо с одноразовыми амулетами.

– В рецепте ещё руны, – я демонстрирую ему картинку. – Будут вместо направляющего. Что скажешь?

“Тебе опасно”.

Он серьёзно?! На пороге смерти он думает о моей безопасности?! Он ведь понимает, что если не я, то никто?

– Даниэль, целителя у нас не будет, только руны, и только я могу их нанести.

Нет.

– Что теперь нет? – я начинаю перечислять буквы не скрывая злого раздражения.

“Запрещаю тебе рисковать”.

Глава 20

Он… что?! Мне требуются нечеловеческие усилия, чтобы дописать фразу. Я не то что на первом слове, на первых слогах выбешиваюсь, внутри скручивается жгучий протуберанец чистой ярости.

Глазам не верю…

Выискался запрещатель.

Краем сознания я даже понимаю, что почти наверняка Даниэль пытается меня защитить и пишет из самых лучших побуждений, что сейчас он не может быть многословным и мягко убеждать, упирая на логику, объясняя последствия, что как князь он вообще-то имеет полное право запрещать кому угодно и что угодно. Но от здравого смысла я отмахиваюсь как от назойливой мухи, я киплю и думаю только о том, как не ошпарить дорого супруга и не ошпариться самой. А ещё я испытываю что-то подозрительно похожее на восхищение – каков мужчина, в его-то зависимом положении и всё равно смеет быть упрямым и неудобным.

Характер у Даниэля не сахар.

Правитель и должен быть стойким, волевым. Возможно, немного деспотом… Но вот муж-тиран, пусть хоть целый император, а не князь, мне даром не сдался. Конечно, по одной реплике судить рано.

Если бы Даниэль не указывал мне, а просто отказался лечиться… Не знаю, я бы, наверное, пыталась его уговорить. Но в свой адрес я указания не воспринимаю.

На языке вертятся фразы одна обиднее другой, и я молчу, потому что упрекать в параличе подло, потому что говорить гадости, глядя сверху вниз и зная, что собеседник не может ответить, неправильно.

На весь холл моё сопение.

Я с трудом беру себя в руки, и цежу:

– Я. Ненавижу. Когда. Мне. Что-то. Запрещают.

У Даниэля расширяются зрачки.

Будет забавно, если он ненавидит, когда его запреты игнорируют.