Хозяйка княжеского дома

Изменения в мимике самые незначительные, но считывать их я более-менее научилась. Даниэль в очередной раз удивлëн и на вопрос отвечает отрицательно.

– А знаешь, что это за животное?

Знает.

– Берëм пятирога или смотрим дальше?

Мне нравится, что в описании беспроблемное хранение обещают за счёт чар, наложенных на глиняный горшок, в котором доставляют паштет. Остальные варианты были с добавкой консервирующего зелья.

Даниэль соглашается.

– Уверен? – хмурюсь я. – Твой отказ лечиться меня бесил, но и полное согласие меня тоже напрягает. Как будто ты своё мнение скрываешь.

У Даниэля приподнимается уголок губ.

– Оу, ты же сесть, наверное, хочешь? – спохватываюсь я.

Я то вскочила, а муж как лежал, так и лежит.

Сейчас Даниэль особенно похож на куклу.

Я замечаю, что у нас снова проблема пелëнок, но теперь я из-за этого почти не напрягаюсь, просто меняю сырые пелёнки на свежие, а перед заменой обмываю, в процессе заливаю диван насквозь.

– Даниэль, давай-ка в кресло, – предлагаю я. – Кстати, как думаешь, нашего паука-чистильщика не смутит, что обивка мокрая? В описании сказано что заклинание действует на любую натуральную ткань. А какие бывают не натуральные, ты знаешь?

Даниэль знает!

Откуда в волшебном мире, где нет ни пластика, ни синтетики, ненатуральная ткань?

В романе не было…

– Обивка хоть натуральная? Вот и хорошо.

Я пересаживаю Даниэля в кресло.

Эх, кто бы мне спину помассировал. Я чувствую, как надрываюсь… Так, грусть и кислятина в сторону!

Я подкатываю кресло к своему дивану, поворачиваю, чтобы к месту действа Даниэль сидел лицом, а не затылком. А затем, сверившись с планшетом, мысленно вывожу рунный конструкт, напитываю силой и опускаю на диван. Снова я ощущаю, как лопается невидимая струна, и магия начинает действовать.

– Похоже, у меня талант, – в шутку хвастаюсь я.

Уверена, мой успех напрямую связан с перерождением. Я не знаю, была ли на Земле магия. Одно время я увлекалась эзотерикой, но потом решила, что всё это чепуха и шарлатанство. Оказалось, магия вполне реальна, как и другие миры, и межмировые переходы.

Так вот, для меня магия нова и непривычна, в этом, вероятно, моё отличие и… преимущество. Не зря же Система иномирцев ловит, а не с местными работает.

Паук с задачей справляется, но вот жвалами щëлкает особенно зло. Чем грязнее "угощение", тем злее? Забавно…

Я покупаю мясной паштет, жму кнопку, и в воздухе, у Даниэля на глазах, закручивается космическая воронка. Бархат кромешного мрака подсвечивают мириады звëзд, словно драгоценные камни рассыпаны по чëрной ткани.

Космический портал выплëвывает мне на колени простенький, закрытый крышкой, пол-литровый керамический горшок.

Контраст, как будто сумку "Шанель" использовали для переноса завëрнутой в газетку копчëной рыбины.

– Обед подан, – комментирую я.

Пол-литра должно хватить на несколько дней, особенно, если я буду налегать на кашу. Только вот аппетит у меня, говоря откровенно, зверский, явно нездоровый.

Хм…

Я беру планшет, запускаю "Око" и направляю камеру на себя.

Интерлюдия 3

На шестой раз Бьянка наконец-то догадалась заранее поставить таз с кипятком, и вся выходящая по маслу некроза сваривается до того, как сворачивается и переходит в некрожизнь.

– Получилось! – Бьянка хлопает в ладоши, радуясь совершенно по-детски, словно малышке дали леденец, а не ведро грязи.

Радость Бьянки заразительна, и я в ответ улыбаюсь. Вообще-то я пытался донести до неё идею с кипятком ещё три дня назад, но…

Плохо пытался?

Бьянка заливисто смеётся, а я чувствую показушность и фальш, словно Бьянка выдавливает из себя эмоции. Да, она рада, но не настолько, чтобы прыгать и танцевать. Ее улыбка становится все более вымученной и неестественной с каждым днём. Бьянка устала, а я ничем не могу помочь.

Даже тело свое не контролирую!

Меня слушаются руки, лицо больше не ощущается стянутым и чужим, я могу повернуть голову, а совсем скоро, цепляясь за спинку дивана я смогу самостоятельно садиться.

Но я ничего не чувствую ниже пояса. Ноги как были мёртвыми, так и есть. А ведь Бьянка возится, массирует, перебирает каждый палец, вращает и гладит стопу, сгибает и разгибает ноги в коленях – пытается расшевелить.

Но меня, как бы глупо ни было, беспокоит не паралич ног, а то, что я не могу не то что потерпеть, а предугадать, когда польётся.

И все равно я безудержно счастлив. Пожалуй, я никогда в жизни не был так счастлив, как в эти дни, окружённый ее заботой. Мне стыдно перед Бьянкой, но справиться с чувствами я не могу.

Она, как уже вошло в привычку, протирает спину влажным полотенцем, убирает остатки направляющего рисунка и помогает мне сесть, сама устраивается рядом и, обняв сзади, кладёт голову мне на плечо, устало выдыхает и тут же делится:

– В рекомендациях сказано, что ещё четыре-пять раз провести чистку. Тебе не показалось, что сегодня дряни было меньше? Заканчивается? И на картинке красноты очень мало.

Бьянка озабоченно хмурится. Ее явно беспокоит то, что ей показало ее зеркало, но рассказывать Бьянка не спешит. Впрочем, я и сам догадываюсь. Отраву выведем, но последствия-то никуда не денутся.