— А когда ваша машина выйдет в серийное производство? — спросила Анастасия Васильевна, с уважением глядя на маленького конструктора с веселыми морщинками вокруг острых умных глаз.
— О, до серийного выпуска далеко, как до небес, — вздохнул конструктор.
Анастасия Васильевна бросила взгляд в окно, на сарай, где ржавел похороненный «вышестоящими организациями» якорный покровосдиратель Валуева, и подумала, не ждет ли новую машину такая же печальная участь.
— Но на нашем знамени горит девиз: «Не сдаваться». — Глаза конструктора брызнули задором. — Мы атакуем все инстанции. Институт даст подкрепление, когда мы ринемся в бой. Вот только проскочить МИС, первую заградительную полосу, а там пойдет наша машина, и никакие надолбы ее не остановят.
— Мне нравится ваш оптимизм, — сдержанно сказал инженер.
Конструктор покосился на него, лицо его приняло озабоченное выражение. Анастасия Васильевна попрощалась и вышла. Завтра она придет на испытание машины Армякова, может, ей удастся повидать и Валуева. С Валуевым она поговорит о чертежах якоря. Если не удастся получить чертежи, она пойдет к профессору Коронатову и попросит его содействия.
Где-то здесь в районе Вырицы — сынишка Алексея Ивановича, а в шести километрах от Вырицы, от МИС, в служебном доме райздрава живет Светлана, ее подруга, — врач-педиатр. Светлана поможет ей отыскать детский сад Генки.
Поселок почти сплошь был затоплен лужами. Анастасия Васильевна промочила ноги, пока добралась до двухэтажного деревянного дома с резным балконом под крышей. Входная дверь была распахнута. В сенях лежала дымчато-пепельная коза. Рыжая кошка со своим семейством спала в корзине.
Светлана еще не вернулась с работы. Девушка в белом халате — медицинская сестра — проводила Анастасию Васильевну в комнату.
«У Светланы уже ребенок? — подумала Анастасия Васильевна, глядя на детскую кровать, покрытую розовым пикейным одеялом. Как быстро летит время!» Она присела на табуретку. Дачное жилье ее подруги не отличалось уютом. Стол, тумбочка, окно без занавески, на вешалке — пестрые платья, демисезонное пальто, детские вещи. Анастасия Васильевна полистала справочник по педиатрии, лежавший на подоконнике рядом с черствым куском черного хлеба.
В комнату заглянула сестра. Она предложила Анастасии Васильевне посидеть на терраске. Вход на терраску был через изолятор. В изоляторе сидели на топчанах мальчик и девочка лет пяти в длинных до пят белых рубашонках, показывали друг другу языки и заливались колокольчиками. Увидев Анастасию Васильевну, дети присмирели.
— Болели гриппом, — объяснила медицинская сестра, приказав детям не шалить.
Терраска — она же приемная врача — вдавалась в огород, как большой стеклянный фонарь. Георгины — белые, желтые, темно-красные — заглядывали в окна. Садилось солнце. Бледные лучи скользили по крыше соседнего дома. Над ней кружилась стая голубей. Белые голуби казались розовыми в лучах заходящего солнца. Где-то прозвучал пионерский горн.
Анастасия Васильевна рассеянно перебирала медицинские карточки, стоявшие в ящичке на столе. Саша Картавченко, Сережа Грунин, Алла Кузнецова, Юра Мозговой, Алик Бильченко, Гена Баланов. Генка! Генка у Светланы. Она жадно читала карточку, будто Генка был ее собственным ребенком. «Родился в срок. Туберкулеза нет, малярией не болел. Кормился рожками»… Анастасия Васильевна отыскала медицинскую сестру и спросила, где сейчас дети.
— В столовой. И Светлана Николаевна там, — ответила сестра, ставя на поднос тарелки с манной кашей. — Столовая в синем домике. Пройдите по улице немного вперед.
По дороге, изрытой тракторными гусеницами, бежали мутные ручьи. Анастасия Васильевна остановилась, выбирая место, где бы перейти улицу. Из противоположного двора высыпали дети. За ними шла молодая девушка в красном дождевике.
— Парами! Парами! — закричала девушка.
Дети схватились за руки, и нестройная ребячья колонна с птичьим щебетаньем потянулась мимо Анастасии Васильевны.
— Гена, не отставай, не отставай! — ласково прикрикнула воспитательница, оглядываясь назад, и Анастасия Васильевна увидела Генку в последней паре. Он шагал вразвалку, неся на плече еловую ветвь. В походке маленького Баженова чувствовалось что-то отцовское. Анастасия Васильевна пошла рядом с колонной.
— Вы мамаша? — строго спросила воспитательница.
Анастасия Васильевна объяснила, зачем она здесь.
— А, тогда другое дело! — миролюбиво отозвалась воспитательница, и на ее красных щеках появились ямки. — Пойдемте с нами. Светлана Николаевна в столовой. Нас, вы знаете, мамаши просто замучили. Приедут из Ленинграда, спрячутся в кустах и караулят, когда мы поведем ребятишек гулять. Нас нервируют, детей расстраивают.
Анастасия Васильевна подошла к Генке поближе.
— Здравствуй, Гена! Ты меня не узнаешь?
Генка скосил на нее глаза, засопел носом. На нем был дорогой костюмчик, измазанный и разорванный на локтях.
— Он у нас говорун. А при чужих язычок проглатывает. Правда, Гена? — Воспитательница протянула руку, чтобы приласкать мальчика, но он уклонился.