Хозяйка ранчо

Его голос зазвучал глуше, опускаясь до шепота, в котором явно слышались отголоски бушевавшей в нем страсти, придающей словам завораживающе неотразимую силу.

— Взгляни на меня. Сделай это, потому что ты сама хочешь этого, потому что ты чувствуешь ту же страсть, что и я.

Эти слова подавляли ее волю к сопротивлению. С каждой секундой решимости бороться оставалось все меньше и меньше. Разве может женщина отказать любимому человеку? Даже если ему нужен только секс, несколько минут удовольствия и радость сознания новой победы.

Любовь — это пустая фантазия, это глина в умелых руках. Что дала ей любовь к мужчине, если не считать, конечно, Рози? Объяснение Чанса в любви ничего бы не изменило и не помогло бы им сблизиться. Она уже слышала подобное однажды.

Однако причинить ему боль ей тоже не хотелось. У нее хватило бы сил оттолкнуть его, и он, в его нынешнем состоянии, вряд ли сумел бы оказать ей сопротивление. Но это был риск, а риска Клео стремилась всеми силами избежать. Одно неосторожное движение — и все его лечение пойдет насмарку!

Повернуться и поддаться его соблазнительным уговорам? Никогда! Пусть держит ее хоть до рассвета, потакать ему она вовсе не намерена.

Руки Чанса тем временем сомкнулись на ее груди, а сам он прижался к ней. И когда слегка шевельнул бедрами, то застонал от возбуждения.

— Залезай под одеяло, — прошептал он.

— Я не собираюсь сдаваться, Чанс, и не мечтай об этом.

— Не собираешься? Вот как?!

Его рука скользнула вниз, к юбке, и начала медленно тянуть наверх легкую ткань.

— Чанс… Нет! — попыталась она остановить его.

— Позволь мне прикоснуться к тебе. Поцелуй меня, и борьба закончится. Один поцелуй — и ты выбросишь белый флаг!

— Я не намерена с тобой целоваться, — дрожащим голосом, собрав последнюю волю, ответила она.

Но его возбуждение уже передалось и ей. Но почему не чувствуется запаха лекарств и нет беспомощности, присущей больным? Почему, лежа рядом с ним, она ощущает лишь его силу и здоровье, так возбуждающие плотское желание? Ей-Богу, странно!

Клео перестала вырываться из объятий Чанса. Тот слегка приподнял голову.

— Решилась?

— Ты о чем это?

— Брось притворяться, ты все прекрасно понимаешь!

Чанс попытался заглянуть ей в лицо, но это усилие отозвалось такой мучительной болью, что он тут же откинулся обратно на подушку.

— Хорошо, будем играть по твоим правилам.

Его рука уже полностью подняла юбку и добралась до ее трусиков. Клео плотно сжала ноги, однако сердце заколотилось в бешеном ритме. Чанс сделал вид, будто не заметил, как напряглись мышцы ее бедер, и продолжал медленно поглаживать кончиками пальцев живот девушки. Снова провел рукой по ее бедру, а затем так же неторопливо начал играть с пуговицами на блузке, пока одна из них не расстегнулась. Он прикоснулся к ее груди.

— Я могу играть таким образом всю ночь, — разгоряченно дыша ей в волосы, зашептал он. — А ты?

— Ты насильно удерживаешь меня здесь, — отозвалась Клео.

— Что я делаю? — переспросил, приподнявшись, Чанс.

— Не валяй дурака, Чанс! Ты насильно меня здесь держишь!

Слова Клео явно задели Чанса, и его руки тотчас обмякли.

— Черт возьми! — пробормотал он. — Ты и впрямь делаешь из меня глупца. Поднимайся!

Клео с удивлением взглянула на него.

— Ты можешь заставлять меня желать тебя. Мы оба это хорошо знаем. Но после, когда все заканчивается, я жалею о том, что произошло, начинаю корить себя за слабость.

— Я не держу тебя больше. Что же ты не убегаешь? — В его голосе звучала досада.

Клео заметила, что он смотрит на ее обнажившиеся груди, но блузку застегивать не стала. Не собиралась она и убегать. Кровь ее кипела в жилах, разнося по венам жар возбуждения. Без единого поцелуя Чанс сумел пробудить в ней страсть, как она ни сопротивлялась, как ни боролась сама с собой, противопоставляя желаниям доводы рассудка. Слабый, больной, Чанс сумел-таки подчинить ее своей воле.

— Женщины не любят принуждения, — прошептала она. — Лучше постараться уговорить, чем изнасиловать.

Глаза Чанса потемнели.

— Извини… Приляг ко мне, Клео. Позволь лишь обнять тебя, почувствовать тепло твоего тела.

Ее раздирала страшная внутренняя борьба.

— Так не может дальше продолжаться, Чанс. Разве ты не понимаешь, что я вынуждена испытывать по твоей милости? Я решила остаться на ранчо до твоего выздоровления, чтобы помочь тебе управиться с делами, но у меня ничего не выйдет, если всякий раз, стоит мне только к тебе приблизиться, ты будешь пытаться затащить меня к себе в постель.

— Весьма сожалею, но я не смогу сдерживать себя, хотя, видит Бог, стараюсь изо всех сил. Клео, я подумал о нашей…

По непонятной ему самому причине выговорить слово «свадьба» так и не удалось. Клео сводила его с ума, но держала все время на расстоянии, то и дело придумывая новые отговорки. Она по-прежнему не доверяла ему, если вообще умела кому-то доверять, — а поэтому вполне могла просто рассмеяться в ответ на его слова. Заставить себя сделать предложение, да еще первый раз в жизни, женщине, которая, скорее всего, посмеется над ним, Чанс так и не смог, тем более что этой женщиной была Клео!

— Подумал о чем, Чанс?