Хозяйка разорившейся таверны. Путь к счастью

Мы с Бибби несколько раз намылили ее старое, худое тело, смывая грязь. Полынным мылом трижды намыливали ее волосы, смывая паразитов, а потом еще и вычесали тонкие редкие пряди частым гребнем.

— Я словно заново родилась! — шептала раскрасневшаяся Ханна, прижимая руки к груди.

— А бочке, кажется, пришел конец, — мрачно ответила Бибби. — В ней словно пуд дегтя и вшей! Она годится только на то, чтоб ее сожгли!

— Значит, сожжем, — ответила я. — Вместе с грязным платьем.

— А что же я носить буду? — удивилась Ханна.

— В моем походишь, — ответила я.

Широкий жест! Старуха в наряде молодой девушки! Но уж лучше так. Кровососов и паразитов, которыми кишела ее одежда, я не потерплю.

Бибби снова всплеснула руками.

— Господское платье! — вскричала она.

— Ты будешь носить господское свадебное платье, — напомнила я ей. — Не забывай. Кстати, что там, остались обрезки ткани?

— Да премного, госпожа! — обрадованно воскликнула Бибби, думая, что я и себе что-то надумала пошить. — Хватит на хорошее, милое платье вам! Вы же, небось, шлейф хотели в семь локтей?

— Ханна, — не слушая более щебет Бибби, произнесла я, — сходишь поутру с Бибби к портнихе, пусть юбку хорошую тебе сошьет. Бибби, заплатишь.

Бибби, до того момента болтавшая, осеклась, замолкла, снова закатила глаза и всплеснула руками.

— А вы, госпожа?! — воскликнула она горестно. — А вы как же?! Вы себя словно наказываете! Ну, полно! В чем же ваша вина?! Если вы и ошиблись, то уже раскаялись. И для нас вы сделали уже столько, что…

— Я не наказываю себя, Бибби, — прервала я ее горячую речь. — Я просто вкладываю деньги в рост своего дела. Вы — мои помощницы, даже больше. Вы мои главные ресурсы. А значит, должны выглядеть красиво и быть здоровыми и полными сил, чтоб все понимали, что у нас приличное заведение. Сейчас это намного важнее, чем моя красота и мои наряды, понимаешь? Это наше будущее, наш доход, наше пропитание.

Наши препирательства прервало всхлипывание.

Мы с Бибби оглянулись.

Старая Ханна, обряженная в чистую белую полотняную рубаху, с расчесанными седыми волосами, с раскрасневшимися от мытья в горячей воде щеками, сидела на постели и рыдала чуть не в голос, утирая натруженными руками лицо.

— Что такое, Ханна? — осторожно спросила я. — Что с тобой? Мы тебя обидели? Ради бога, прости нас. Видишь же, у нас дела идут не очень, мы за жизнь боремся, вот и болтаем что попало без умолку. Мы не со зла; просто столько всего навалилось…

— Нет, нет, — всхлипнула старуха, отирая морщинистые щеки и улыбаясь. — Вы не обидели меня. Ах, добрые души! Просто… за этот день заботы о себе я получила больше, чем когда-либо. Всю жизнь прожила, ненужная, как собака под забором. А тут и еда, и мыться. И новая одежда…

И она заревела еще громче.

Ее слезы тронули и сердечко Бибби.

Ей стало стыдно, что она ругала и травила бедную старуху, да и жаль ее стало, одинокую и несчастную. И она завыла громче Ханны, утирая рукавом мокрый нос.

— Ну, не надо, не надо! — попыталась остановить их я. Но тщетно.

Обнявшись, они ревели от души, жалея друг друга и примиряясь.

***

Наутро я отварила картошки, чуть посыпала ее зеленью, добавила по кусочку сливочного масла. Бибби сбегала накануне за ним к молочнику. Дорогое удовольствие! Но я помнила о щеках Бибби, которые следовало бы наесть покруглее, и потому не скупилась, хоть деньги и таяли с катастрофической скоростью.

Завтрак удался на славу. Да еще и на обед осталось — в лесу нам обязательно есть захочется.

Бибби со смаком облизывала ложку. В кармане ее снова виднелась яркая обертка от шоколада.

Старый Ганс прибыл к назначенному времени. Оглядев нашу команду — все, как одна, с лопатами и ведрами, — он только покачал головой.

— Что вы такое затеяли в этом лесу? — подозрительно спросил он.

— Репу копать будем, — легкомысленно ответила я. — И возить сюда, в мой погреб.

Погреб в таверне был отличный. Огромный, просторный. Кажется, раньше там бочки с вином стояли. Теперь нет; ну, ничего. Скоро все-все-все наладится и будет как прежде!

— Репу? — удивился Ганс.

— Репу?! — воскликнула пораженная Бибби.

Старуха только закатила глаза.

— К чему эта ложь, — пробормотала она, мотая седой головой.

— Ну хорошо, хорошо, хорошо! — сдалась я. — Не репу. Те клубни, что вы ели.

— Мы что-то оттуда ели?! — в ужасе прокричала Бибби, хватаясь за горло, будто кусок сию минуту встал у нее поперек горла и душит ее.

— Дурочка, грибы оттуда ты точно ела, и не спрашивала, что это, — подсказала Ханна.

— Что за клубни такие? — не отставал Ганс. — Ты что, отравить нас хотела?

— О-о-о-о! — проорала я, ощутив себя на секунду в дурдоме. Или в детском саду, где все задают глупые вопросы. — Я их ела! Ты их ел! Все мы их ели, и никто не отравился! Потому что они не ядовиты, ясно вам?! Это картофель! Не репа, картофель! Это… земляное яблоко, вот! Картофель! Вкусный и сытный! Нельзя есть только красные ягоды с семенами, что растут на ботве, а клубни можно! И нужно!

— Откуда ты знаешь? — подозрительно спросил Ганс.