Хозяйка Рима

Среди собравшихся вокруг пробежал шепоток. Я повернулась и отошла к центру атрия. С крыши лились потоки холодного зимнего дождя, стекая по желобам в выложенный голубой плиткой бассейн посередине внутреннего двора. Умерла. Юлия, племянница императора, умерла. Я прислонилась лбом к мраморной колонне, вдыхая запахи рыбы и смолы, которые ветер приносил с пристани. Я не была лично знакома с Юлией, но однажды мне случилось встретить ее ясным солнечным утром рядом со святилищем Юноны. Это был день ее свадьбы. Я смотрела на ее расшитые золотом одежды, на алое шелковое покрывало, на руки, унизанные серебряными браслетами, и не могла понять, почему мне ее жалко. Что еще более странно, она обернула ко мне бледное лицо, и наши взгляды встретились. Честное слово, я поняла, что она мне завидует! Мне, почерневшей от солнца рабыне, которая подносила опахала и мыла полы. Она завидовала мне. Но почему?

Впрочем, мы все прекрасно знали, почему. Или, по крайней мере, нам так казалось. Даже здесь, в Брундизии, до нас доходили слухи. Я помнила ее, бледную и осунувшуюся, под красным покрывалом, когда она шагнула в объятия своего дяди во время ритуального похищения невесты… От меня тогда не скрылось, как жених был вынужден обеими руками оттащить ее прочь.

— То есть она умерла, пытаясь избавиться от ребенка, — спокойно сказала я. — Чьего ребенка? Императора?

— Ой! — ужаснулась наша новая музыкантша и сморщила хорошенький носик. — От собственного дяди?

— Ты не должна повторять досужих сплетен, — строго произнесла Пенелопа. — Говорят, император от горя не находит себе места. Но это еще не повод для того, чтобы повторять всякие гнусности.

С этими словами Пенелопа возмущенно удалилась.

— Не находит себе места от горя, — задумчиво повторила я. — Но по кому его скорбь? По племяннице или любовнице?

— Я слышала, что она точно была его любовницей, — пожала плечами одна из прачек. — И вот теперь его гложет совесть, потому что он вынудил ее избавиться от ребенка.

— Но почему? — Я протянула руку под дождь. Проливные дожди в этом месяце окончательно испортили такой веселый праздник как Луперкалии. — Домициану нужен наследник. С какой стати ему приказывать ей вытравить плод? Да, она его племянница. Но уже были случаи, когда императоры брали в жены племянниц. При желании он мог бы заставить Сенат признать ее супругой, а ее ребенка — наследником.

— Значит, ему это было не нужно, — сделала вывод наша новая арфистка. — Императоры странные люди.

Это точно.

Рим

— Кисть частично утратит подвижность, — произнес лекарь, снимая повязку. — Особенно два крайних пальца. Похоже, им слишком досталось за последние годы. Скажи, сколько раз ты их ломал?

— Сказать по правде, не помню. — Арий принялся разминать руку.

— И что это было на этот раз? Рукоятка меча?

— Нет, шишка щита.

— Сочувствую, — вздохнул лекарь и нахмурился. — Советую тебе не напрягать руку еще пару недель. Иначе пальцы твои хрустнут и сломаются, словно сухие прутья.

— Не бойся, — Арий накрыл больную руку здоровой. — У меня сейчас передышка.

— И это правильно. Я слышал, будто император временно отменил все празднества и игры. Это так?

— Ммм…

— А все из-за его племянницы. Она была в Кремоне, и поскольку там стоит страшная жара, с похоронами нельзя было медлить. Говорят, император был вне себя от ярости, когда его племянница вернулась в Рим уже в погребальной урне.

Арий почему-то представил себе, как Домициан одним взмахом руки отшвыривает от себя урну с прахом, как она разбивается на мраморном полу, как рот его открывается в немом крике, как он, обезумев, опускается на колени и начинает трясущимися руками сгребать серый, маслянистый пепел. Арий поспешил прогнать от себя эту жуткую картину.

— Все? — спросил он у лекаря.

— Да-да, все. А теперь я должен тебя покинуть — дела не ждут. — Тем не менее он задержался и, покраснев, добавил: — Моя жена — твоя страстная поклонница. Ты не будешь возражать, если я…

— Поговори с ланистой.

Галлий заламывал бешеные деньги за небольшие деревянные медальоны с портретом на одной стороне и локоном волос на другой. Разумеется, волосы были не настоящие, — чаще всего прядь, срезанная с головы цирюльника, какого-нибудь раба или даже Геркулеса и перекрашенная в рыжий цвет.

— Любой, кто готов заплатить деньги за безделушку с твоим именем, приятель, достоин того, чтобы его самого хорошенько остригли, — сказал как-то раз ланиста. И в кои веки Арий с ним согласился.

— Она будет так рада! — тем временем продолжал восторгаться лекарь. — Она ужасно завидует мне всякий раз, когда меня отправляют тебя подлатать. Разговоры на эту тему длятся потом неделями. В общем, не напрягай руку. Дай ей отдохнуть. К следующим играм ты уже должен быть в форме. Будем надеяться, что император наконец выйдет из траура.