Хозяйка розового замка

Улыбаясь, я сообщила ему, что близняшки, хотя и были незаконнорожденными, теперь удочерены Александром. Талейран задумчиво разглядывал малышек. Услышав имя Александра, он спросил:

— Ну, а как же ваши семейные дела? Все наладилось?

— Если бы… Мой муж готов в любую минуту уничтожить то, чего я добивалась целых шесть месяцев.

Талейран убежденно произнес:

— Вы вышли замуж за безумца, это я сразу понял. К сожалению, очень часто женщины любят именно тех, кто ими меньше всего дорожит. Вероятно, в этом есть смысл. Всегда дороже ценишь то, что трудно дается.

Быстро и пытливо взглянув на меня, он спросил:

— Надеюсь, иного рода неприятностей не было?

Румянец разлился у меня по щекам под влиянием этого взгляда. Привыкнув быть искренней с Талейраном, я чуть не рассказала ему обо всем. К счастью, доводы разума оказались сильнее. Помедлив мгновение, я сказала, что все обошлось.

— Я так и думал, — сказал он с улыбкой. — Иначе бы вас не отпустили снова в Париж. Что ж, если когда-нибудь вам понадобится моя помощь — безразлично, какого рода…

Эти слова прозвучали так двусмысленно, что я не сдержала смеха. Нет, я и сейчас не раскаивалась в том, что совершила. Общаться с Талейраном мне было очень приятно. Улыбаясь вместе со мной, он закончил:

— …знайте, что я всегда к вашим услугам.

— Ах, Морис, я каждый день молюсь о том, чтобы мне не довелось вас больше беспокоить.

Моя рука оказалась в его ладони. Он поднес ее к губам, поцеловал мои пальцы.

— Милая моя, вы замечательная женщина. Я просто отдыхаю, разговаривая с вами.

— Вы мне льстите. Мне ли не знать, сколько у вас приятельниц. Вы разве забыли мадам де Сталь?

— Мадам де Сталь! — повторил он насмешливо. — Да ведь это приятель, а не приятельница.

— Как это «приятель»?

— Именно так, Она должна была родиться не в юбке, а в панталонах. Но в остальном она — настоящий мужчина. А я, друг мой, так грешен, что более всего ценю в женщине именно женщину.

Отпуская мою руку, он сказал:

— Когда я с вами, я часто забываю свое основное правило.

— Какое?

— То, что язык человеку дан для того, чтобы скрывать свои мысли. Вы умеете слушать.

— Вот это действительно ценный комплимент! — сказала я смеясь. — В устах Мориса де Талейрана это — высшая похвала.

— Вы правы.

Он еще раз поглядел на близняшек и вдруг спросил:

— Вы не обидитесь, если я еще раз изменю своему правилу?

— Вы хотите сказать что-то нескромное?

— Весьма нескромное. Ужасающе нескромное. Я хочу сказать, что лучше вам держать этих маленьких барышень подальше от глаз Клавьера.

— Почему?

— Потому что он захочет причинить вам массу неприятностей, если узнает, что это его дочери. А не узнать этого он не сможет, если увидит их.

Слова Талейрана зародили во мне тревогу. Меньше всего на свете я хотела бы иметь какие-то дела с Клавьером. Я была бы весьма довольна, если бы не встретила его больше никогда. Возможно, я действительно совершала ошибку, вывозя детей в людные места. Клавьер может использовать все, чтобы досадить мне. Даже моих дочерей. А я не хотела ни малейших неприятностей.

Мы с Талейраном стали прощаться, весьма довольные этой встречей. Я еще раз высказала надежду, что мадам Грант будет освобождена. Потом спросила — осторожно, почти робко:

— Морис, может быть, вам нужны деньги?

Наступило молчание. Он внимательно смотрел на меня, но не спешил отвечать. Тогда я поспешно сказала:

— Я ведь понимаю, как трудно бывает… когда нужно иметь дело с директорами. А тем более чего-то просить у них. Я могу помочь. Я буду просто счастлива, если хоть чем-то смогу отблагодарить вас.

— Я помогал не потому, что ждал благодарности, а…

— Да, я знаю! И я тоже. Я тоже хочу помочь из чувства дружбы. Если вы доказали свое расположение ко мне, почему я не могу сделать то же самое?

Он склонился передо мной, все еще улыбаясь. Не зная, как расценивать его молчание, я протянула ему руку. Он поцеловал ее, а потом, взглянув на меня, мягко произнес:

— Благодарю вас. Мне известно, что самое трудное, — это любить своих друзей до глубины своего кармана.

— Так каков же ваш ответ?

— Ответ один: благодарю. А деньги, милый друг, мне не нужны — по крайней мере, от вас. Директоры отдадут мне мадам Грант без всяких денег. И я даже полагаю, что когда-нибудь сам предъявлю им счет.

2

Я провела в Париже две недели, и за это время закончила все дела, какие только здесь у меня были. Выставка близилась к завершению. Покупки давно были отправлены в Белые Липы. Даже Келли Грант и та была отпущена на свободу, а ее арест объявили недоразумением. Я посетила дом Талейрана два или три раза, мы с Морисом приятно побеседовали, он подружился с моими дочками, а мадам Грант весьма неплохо относилась ко мне, но она была уже почти на сносях, и ей было не по силам развлекать гостей. Я решила, что больше не буду ездить к ним, чтобы не доставлять ей беспокойства. Заранее попрощавшись с Талейраном и объявив о своем скором отъезде, я ехала из предместья Отейль домой, имея намерение уже завтра отправиться в Бретань.