Хозяйка розового замка

— Да, мой друг. О Бонапарте.

Видя, как напряженно мы смотрим на него, Этторе произнес:

— Бонапарт разбил передовые отряды австрийцев и захватил Пьемонт. А это дает нам право думать так, как если бы он захватил и Геную. Теперь ему вряд ли кто-то помешает это сделать…

Этторе рассказал нам многое из того, о чем мы, занятые друг другом, долгое время не тревожились. 12 апреля республиканская армия встретилась с австрийцами близ Монтенотте — «Ночной горы». Бонапарт руководил сражением. Центр австрийской армии под командованием генерала Аржанто был разбит дивизиями Массена и Лагарпа. Через два дня в сражении при Миллезимо удар был нанесен пьемонтской армии. Сражение при Мондови тоже закончилось тяжелым поражением итальянцев. Преследуя противника, республиканцы вступили в Кераско, в десяти лье от Турина. Здесь было подписано перемирие с Пьемонтом на весьма выгодных для французской стороны условиях. Граф Альгаротти был прав: соглашение в Кераско не только выводило Пьемонт из войны. Бонапарт становился хозяином и Турина, и Генуи. «Солдаты, — говорил он, обращаясь к своей армии, — вы были лишены всего — вы получили все».

Всюду, где проходил Бонапарт, учреждались революционные комитеты. Города увешивались трехцветными флагами, на площадях высаживались деревья Свободы, в церквах пели революционные песни — молодой генерал нес в Италию такое же безумие, какое пережила Франция. Всем было известно, что от деревьев Свободы до террора и гильотины — один шаг. Известный террорист Саличетти, изгнанный со своей родной Корсики, шел теперь в обозе Бонапарта и поучал своих революционных помощников: «Вместо того, чтобы иллюминировать церкви, было бы куда полезнее — (это надо же, слово-то какое! полезнее!) — осветить пожаром замки феодалов».

— Неизвестно, как дальше пойдут события, — мрачно произнес Александр, — но одного Бонапарт добился: он разъединил пьемонтцев и австрийцев. Теперь у него даже на Милан дорога открыта.

— А вы заметили, как он быстро движется? — отозвался граф Этторе. — Он просто молниеносен.

— Да, пожалуй, тут он преподносит нам нечто новенькое. У него малочисленная и плохо вооруженная армия, вот почему ему надо использовать свой единственный козырь — быстроту и маневренность.

— И все-таки не будем сгущать краски, — произнес граф Альгаротти. — С австрийцами наш корсиканец встречался лишь раз, да и то не с самыми лучшими австрийскими отрядами. Армия императора остается весьма мощной. А наступая на Милан, Бонапарту не избежать с ней встречи.

Александр молчал, не высказывая своего мнения по этому поводу.

— Как бы там ни было, — продолжал граф, — но, похоже, ничто не помешает корсиканцу захватить Модену и Парму. Ну а если не захватить, то ограбить.

— Пожалуй, — с сарказмом отозвался Александр, — это его Итальянская кампания из случайной авантюры превращается в чрезвычайно выгодное предприятие — останавливать его Директория сочтет безумием.

А меня вдруг взволновало совершенно другое обстоятельство.

— Боже мой, — воскликнула я в ужасе, — но ведь теперь мы не сможем путешествовать… Видите ли, синьор граф, мы намеревались посетить и Парму, и Модену, и Ломбардию, но ведь теперь это становится невозможным, не так ли? Если весь север Италии будет охвачен войной, то…

Я запнулась, почувствовав вдруг по-детски сильное и нелепое желание разреветься от собственного бессилия и обиды. Известия, о которых сообщил нам граф Альгаротти, сами по себе были плохими, ибо наши симпатии были отнюдь не на стороне Бонапарта, но еще более плохими они становились для нас, ибо напрочь перечеркивали все наши планы. Я ощутила ужасную горечь. Подумать только, какой-то там дрянной коротышка Бонапарт из своих жестоких захватнических интересов становится поперек пути двум новобрачным, которые никому никакого вреда не делают, а лишь хотят, чтобы им не мешали…

Александр, видя, что слезы уже дрожат у меня на ресницах, осторожно накрыл мою руку своей.

— Успокойтесь, carissima… Ну, не стоит плакать, милая, не так уж все плохо, как вы думаете. Мы можем съездить в Рим, в Перуджу, в Абруццские горы, наконец, — все это в наших руках…

— Ах, нет! — произнесла я с отчаянием. — Вы же сами видите, что ничто не в наших руках. Откуда он взялся, этот проклятый Бонапарт, что он вынуждает нас менять наши планы?!

Внутри у меня все вибрировало от возмущения. Александр, все так же сжимая мою руку, уже ничего не говорил. Наступило тягостное молчание. Я понимала, что веду себя совсем не так, как следует, вопреки правилам хорошего тона, демонстрируя хозяину дома свое отчаяние, но чем сильнее я пыталась справиться с собой, тем больше у меня ничего не получалось.

— Я думаю, — сказал вдруг граф Альгаротти, — что могу подсказать вам чудесный выход.

Я подняла голову и непонимающе взглянула на него.

— Как вы знаете, через два дня я уезжаю из Венеции. Мое судно «Санта-Эуджения» уже готово.

— Да, мы знаем, — пробормотала я.