Хозяйка Шварцвальда

– Одна? – удивилась Урсула. Новость обрадовала ее – несколько месяцев без Агаты прошли в странной пустоте, как будто она занимала больше места в жизни Урсулы, чем та предполагала. – А как же господин ам Вальд?

– Одна-одинешенька. Сказала, что супружник прибудет через день-другой.

– Как она? Ты же видел ее? Расскажи!

Харман некоторое время помолчал, подбирая слова.

– Побаивается встречи с хозяином: а ну как он второй раз велит ей голову оторвать? Он пока на охоте, но скоро должен быть дома. А она тревожится, хоть и старается не подавать виду. Ты же знаешь, какая она скрытная…

– Знаю, – ответила Урсула и улыбнулась. Теперь замкнутость и нелюдимость Агаты виделись ей чем-то трогательным, а не раздражающим. Многое изменилось с тех пор, как ее воспитанница влюбилась.

– Еще эти комиссары чертовы чуть ей хребет дубинками не сломали, – помрачнев, добавил Харман. – Ходит с трудом, но дитя при ней.

Ледяная игла кольнула сердце Урсулы. Но, оказалось, уже не так больно. Ко всему можно привыкнуть.

* * *

Меньше всего Урсула ожидала, что Агата ее обнимет. Но та проковыляла к ней через всю кухню и заключила в объятия. На щеках играл румянец. Живот еще не выдавался, но грудь уже налилась тяжестью и выпирала над корсажем. В фигуре и манерах не осталось ничего девичьего, только крепкая женская красота – уверенная, напористая.

– В Эльвангене дела совсем плохи?

– Могли быть и хуже, – пожала плечами Агата. – Ауэрхан вовремя успел меня вытащить. Я только надеюсь, что Рудольф сразу отправится следом. У меня хорошее предчувствие.

Странно, раньше она не была такой суеверной. Не стоит слишком много надежд возлагать на предчувствия… С другой стороны, это лучше, чем рвать на себе волосы от беспокойства. К ужину они втроем с Бертой напекли пирогов с мясом и луком, а на сладкое изготовили круглые франкфуртские пряники. Ауэрхан, счастливый от того, что наконец-то все дома, принес из погреба отличное франконское вино, куда Берта щедрой рукой добавила меда и изюма.

Казалось, они вернулись в прошлое, вот только раньше Агата почти не бывала на кухне, запертая среди своих книг и окруженная демонами-наставниками. В то время она даже внешне походила на своих учителей: лицо застывшее, как маска, огонь в глазах едва теплится. Хорошо, что теперь все иначе! Этот несносный хирург все-таки оживил ее, превратил из ледяной девы в обычную молодую женщину. А скоро, даст Бог, она станет матерью.

– Ребенок уже толкается? – не смогла удержаться от вопроса Урсула.

– Пока нет, еще рано. Меня временами до сих пор мутит, – призналась Агата. – Но уже гораздо меньше. Кстати, я видела его во сне.

– Его? Мальчика?

Она кивнула.

– Знаешь уже, как назовешь? – Берта легонько толкнула ее локтем.

– Адриан, в честь Рихтера, – ответила Агата и резко погрустнела.

К ужину явился Кристоф Вагнер. После охоты он был в благостном расположении духа и не слишком удивился, увидев Агату. Они встретились в столовой и замерли: Агата в своем старом темном платье, которое теперь стало тесно в груди, Кристоф – в охотничьем костюме. Долго разглядывали друг друга, словно подмечая изменения, а потом Вагнер вдруг раскрыл объятия ей навстречу. Урсула испугалась, что она не ответит, заупрямится и решит припомнить все, что он ей сделал. Но Агата со вздохом облегчения обхватила его и прижалась щекой к груди. Кристоф погладил ее по голове:

– Вот ты и вернулась домой, блудное мое дитя.

– Я не одна.

– Знаю.

Он вообще знал гораздо больше, чем говорил. Когда Урсула сообщила, что завтра в Оффенбург вернется Зильберрад, хозяин только кивнул и сделал большой глоток вина.

– Ни о чем не беспокойся, – он внимательно взглянул ей в лицо. – Впрочем, ты и так не беспокоишься. Хорошо. Я доволен.

– Надеюсь, что завтра или послезавтра прибудет Рудольф. – Агата говорила очень уверенно. Она всегда так делала, чтобы скрыть свои сомнения от других.

– О, я буду очень рад его встретить.

По тому, как он это произнес, Урсула поняла, что Кристоф Вагнер знает что-то еще.

* * *

Когда-то Рупрехт Зильберрад нарушил покой его дома. Теперь Кристоф намеревался нарушить его покой. Семьдесят лет, проведенных бок о бок с демоном, избаловали его: он привык жить как будто за высокой каменной оградой и глубоким рвом. Очень долго его жизнь и здоровье были в неприкосновенности.

Он не поехал на Ауэрхане верхом, как собирался. Хотел, чтобы демон предстал на пороге Зильберрада во всей красе: высоким и устрашающим, как он умел. Оффенбург, пыльный и душный, навевал на него тоску, как любые маленькие городки. Сердце Кристофа тосковало по Виттенбергу и знакомому трактиру, который наверняка стоит на том же месте. Должно быть, сейчас им заправляет правнук того старика-хозяина, который когда-то мог надавать Кристофу по шее, если тот встречал гостей недостаточно расторопно. Теперь уже мало осталось в живых людей, которые безнаказанно могли надавать ему по шее. Или его прислуге, если на то пошло.