Хозяйка собственного поместья

— Я не хотел вас обидеть. Но и будить не хотел, а послать кого-то нужно было.

И то правда, не самому же барину бегать.

— Но все же я настаиваю: в доме оставаться опасно, — продолжал Виктор. — Надеюсь на ваше благоразумие.

— Благоразумия у меня отродясь не было, — хмыкнула я.

В конце концов, я соглашалась на пару выходных, а не на неделю. Впрочем, если сегодня сесть и подумать, я найду чем занять эту неделю без выездов в «театру» или «оперу», в которых я не знаю, как себя вести.

Хотя стоп. Деньги, все упирается в деньги. Виктор обещал помочь, но он говорил об одном дне.

17

— Вспомните, что я вам говорил ночью, — сказал он, опять будто в голову заглянув. — Вам нужно отдохнуть. Учитывая, что дороги развезло и поедем мы медленно, вы устанете от самого путешествия. Недели как раз хватит отдохнуть, чтобы подсохли дороги, а вернувшись, вы сможете с новыми силами заняться хозяйством. Я не отказываюсь от своих слов и по-прежнему готов всю эту неделю сопровождать вас и к модистке, и за новой шляпкой, и куда захотите.

— Вы рискуете, — предупредила я. — Неделя — большой срок. Вдруг я вас разорю?

— За два года не получилось, — ухмыльнулся он.

— Кажется, это было моей недоработкой.

Виктор расхохотался.

— Посмотрим. Собирайте вещи.

— Хорошо, — согласилась я. — Чуть позже, это недолго.

Виктор приподнял бровь — похоже, я опять вела себя не так, как Настенька. Но, в самом деле, много ли вещей мне нужно в дорогу, если я не намерена, как это называется, «выходить в свет». Однако нужно сменить тему.

— Вы не против, если Петр нас отвезет?

— Мой выезд лучше. Или вы не доверяете моему кучеру?

— Дело не в этом.

Пришлось объяснить мужу про брагу, которую пора бы уже перегнать, и что не бывает бывших алкоголиков, есть только алкоголики завязавшие, и потому Петра сейчас лучше не провоцировать.

— Понял. Тогда так. Моя коляска, ваш кучер. Я скажу управляющему, чтобы подготовил.

Спорить я не стала — наверняка его коляска действительно лучше, так чего тут спорить?

Следующий час я провела над ежедневником, составляя три списка. Один, совсем небольшой — что взять с собой. Пара домашних платьев, пара для выезда в город, две шляпки — вдруг с одной что-то случится, а в этом мире дамы не выходят на улицу без шляпки — да нижнее белье. И деньги, само собой.

Второй — что сделать Марье, пока меня не будет. Этот список тоже вышел не слишком длинным. Перегнать брагу, частью полученного самогона залить гвоздику, летом пригодится от комаров. Дороговато, конечно, но лучше, чем чесаться. Остальное прибрать в погреб, на будущее. Засыпать землей навоз в парнике, через пару дней, когда он разогреется. Что посадить — кстати, надо бы прикупить в городе кое-какие семена. За чем проследить — вдруг да привезут доски раньше времени. Все это местными буквами, но с письмом, похоже, получалось как с велосипедом — один раз поехав, уже не забудешь. Нужно было только вызвать внутри это ощущение легкой отстраненности, и руки все сделали сами.

Зато над третьим списком мне пришлось поломать голову. Как это бывает, когда заходишь в хозяйственный магазин за пакетиком шурупов, а выходишь с сумкой, набитой несомненно нужными и важными вещами — от новой коробочки под чай до еще парочки комнатных цветов, — мне хотелось всего и сразу. Тем более что в ежедневнике планов скопилось громадье. Черновой вариант жизненно необходимых мне вещей, хоть и не был летним дворцом, по стоимости вряд ли ему уступал. Однако вычеркивать я не стала: в дороге будет время подумать, а в городе — присмотреться, там и решу, без чего обойдусь.

В конце концов, я понятия не имела, что здесь вообще можно купить, а чего не существует в принципе. Вроде бы банальность — йод, зеленка, перекись, марганцовка, — но ни об одном из этих веществ Марья и слыхом не слыхивала. Конечно, кругозор крестьянки, хоть и выросшей при господах, но никогда не выбиравшейся за пределы родного уезда, невелик. Однако в наше время трудно найти человека, который ничего бы не знал хотя бы об одном из этих средств. Вот как тут что-то планировать? Плюс для многого я не знала местных наименований.

Так что в итоге один список разложился на два. Первый — на бумаге, местными буквами, такой, что можно достать из сумочки прилюдно и не вызвать вопросов. Ну разве что содержанием. Второй — у меня в голове. Непременно что-нибудь забуду, но тут уже деваться некуда. Если я начну сверяться с бумагой, исчерченной невнятными каракулями — а иначе местные наше письмо воспринять не могут, — озадачится любой, кто хоть краем глаза это увидит. А Виктор наверняка не удержится от того, чтобы заглянуть через мое плечо.

Можно было собираться. Но Марья, зайдя в комнату и увидев сложенные на кровати, которые я намеревалась взять с собой, всплеснула руками:

— Да ты что, касаточка, будто нищенка какая! Где это видано, чтобы две шляпки на всю неделю? Разве можно два дня подряд в одной и той же шляпке в город выезжать?

Она взяла меня за руку и потащила в кладовую. Перелезая через сундуки, начала пробираться вглубь, ворча, что недоглядела, пока я тут беспорядок наводила.