Хозяйка Судьба

— Идемте, Карл! — на этот раз Евгений даже не обозначил попытки обернуться. Он уходил прочь, и Карлу оставалось только последовать за ним.

Итак, Яр, как всегда, все решил на свой манер. Вира отменяла право Карла требовать судебного поединка, освобождая, одновременно, Дорогана от смертного приговора. Но, с другой стороны, только что — в присутствии многочисленных свидетелей — император обвинил герцога в покушении на убийство и объявил сумму кровавого пени, которую платили, если, конечно, вообще платили, только за особ королевской крови.

Следуя за императором, который за всю дорогу так ни разу к нему и не обернулся и даже не обозначил своего интереса к тому, идет за ним кто-нибудь, или нет, Карл миновал несколько коридоров внутренней части дворца, и, наконец, вошел через оставленные открытыми — вероятно, все-таки именно для него — двери в знакомые уже спальные покои. При этом у него возникло впечатление, что, хотя император и ведет себя так, как если бы все, что он делает, являлось для него рутиной, бывает он в этой спальне не часто. Несколько застоявшийся, нежилой, воздух покоев как будто подтверждал такое предположение. Тем не менее, Евгений, судя по всему, предполагал лечь здесь сегодня спать.

— Карл, — спросил император, когда двое слуг уже начали снимать с него парадное платье. — Почему вы не пошли на Новый Город?

— Западная армия не велика, ваше величество, — Карл отошел в сторону и «деликатно» изучал оттуда гобелен на противоположной стене. — К тому же мы тоже понесли у Герлицких бродов не малые потери… И, если и этого мало, мы были слишком далеко от дома.

«Дом? Империя успела стать мне домом? С чего бы вдруг?»

— Продолжай мы двигаться вперед, — объяснил Карл. — Наши и без того растянутые коммуникации истончились бы до полного исчезновения.

— Я бы пошел вперед, — Яр не лукавил, он действительно пошел бы вперед.

— Я знаю, — согласился Карл. — Вы бы пошли на Новый Город. Нерис, вероятно, тоже.

— А герцог Сагер не пошел бы, — сказал Евгений, и Карлу почудилось сожаление, прозвучавшее в голосе императора. Вот только, о чем сожалел Яр, Карл не знал.

— Вероятно, вы правы, ваше величество, — Карл перевел взгляд со стены на потолок, расписанный на сюжет «Рождение Ойкумены». — Полагаю, маршал Гавриель к Новому городу не пошел бы.

— Какого числа произошла битва? — слуги уже облачили императора в ночное платье, и теперь он стоял около кровати, внимательно и строго глядя на Карла.

«Неужели я ему об этом не сообщил?» — Карл был удивлен. Такой забывчивости за собой он никогда не замечал, за Яром, впрочем, тоже.

— Сражение у Герлицких бродов, ваше величество, — пожав мысленно плечами, сказал он вслух. — Произошло шестнадцатого октября.

— А разве не двадцатого? — удивленно поднял бровь император.

«Да, что он, смеется надо мной что ли?»

— Нет, ваше величество, — покачал головой Карл. — Именно шестнадцатого. Через три дня после этого, то есть девятнадцатого, мы разгромили их ополчение на Сухой пустоши, а двадцатого армия отдыхала, и я тоже спал.

— Спали, — задумчиво повторил за ним император и нахмурился. Его озабоченность по поводу даты сражения была Карлу совершенно не понятно. Во всяком случае, тогда. Зато теперь…

«А что теперь?» — Карл, стоявший в старых императорских покоях и с печалью глядевший на успевшего с тех пор состариться и одряхлеть Дмитрия Яра, попытался вспомнить, что же такое, важное, он узнал за прошедшие пятьдесят лет.

«Пятьдесят лет?»

Неужели со времени того разговора прошло полстолетия? Интуиция подсказывала, что так оно и есть, но сердцу согласиться с этим простым фактом было совсем не просто.

«Пятьдесят лет… А двадцатого октября было Серебряное полнолуние, и Евгений Яр метнул Кости Судьбы».

Кости Судьбы. С этим было связано что-то еще, но вот что именно, вспомнить сейчас Карл не мог. А в ту ночь, когда в этих покоях они разговаривали с Яром, он и вовсе ничего не знал ни о Костях Судьбы, ни о том, что произошло двадцатого октября.

— Значит, есть люди, способные совершать невозможное, — Яр отвел взгляд, постоял еще мгновение и, повернувшись, медленно пошел к кровати. И хотя внешне он был по-прежнему крепок, художественное чувство Карла утверждало, что император смертельно болен или, во всяком случае, уже ощутил приближение старости.

— Садитесь, Карл, — каким-то пустым, неживым голосом сказал император, устраиваясь в постели. Слуга взбил подушки и подоткнул их Евгению за спину, так что тот не лежал, а скорее сидел. И это тоже наводило на мысли о болезни и немощи.

— Вина мне и маршалу, — откинувшись на подушки, Евгений чуть повернул голову и снова посмотрел на Карла. Выражение его глаз изменилось. Как ни странно, в них вернулись спокойствие и ирония, свойственные императору.

Чувствуя под этим взглядом некоторую неловкость, как будто подсмотрел нечто, не предназначенное для чужих глаз, Карл сел в придвинутое слугой кресло и приготовился слушать.