Хозяйка судьбы (СИ)

— Так! Слушаем меня! — Отиша взобралась на стул, слегка покачнувшись. Отставленная рука со стаканом, в котором плескалась наливка, сделала широкий полукруг, приковав всеобщее внимание. — Потом будете болтать, а пока вспомним, для чего вас сюда позвали… — балансируя на шатающемся стуле, который со смешком придержал Оливер, девушка обвела всех суровым взглядом и хмыкнула: — То-то же! За наши будущие магические подвиги! Уррр-ааааа!

Ее крик подхватили остальные, включая Иниру, слегка ошалевшую от собственной смелости.

Дальше все пошло, как по маслу — наливка сделала свое дело. К концу вечера Инира со священным ужасом обнаружила себя, устроившуюся на коленях у Корсака. Тот, аккуратно придерживая ее за талию, бурно жестикулировал другой рукой, споря с Оливером. Отиша, которой никогда не сиделось на месте, с Кари и Анией (однокурсницей Оливера) устроили пляски, подтащив друг к другу четыре стула, потому что на стол Виктория отказалась их пускать. Ками о чем-то тихо беседовала с двумя девушками и тремя парнями — они сдвинули головы и, похоже, даже шевелиться перестали, не иначе, как очередная телепатическая братия. Остальные постепенно растянулись по своим комнатам — за окнами было уже темно.

Когда хмель немного выветрился, стало стыдно за свое поведение, и Инира попыталась незаметно с Корсака сползти. Тот вопросительно вздернул бровь:

— Ты куда?

— Душно, — отчаянно краснея, пробормотала Инира. — Пойду подышу.

И опрометью выскочила из комнаты. В прохладе и темноте коридора ей действительно стало легче. Прислонив разгоряченный лоб к холодной стене, девушка расслабленно вздохнула. Если бы ее видела наставница… Или, упаси боги, мать.

Да, с матерью все было сложнее. Если наставнице, по большому счету, было наплевать на бастарда, то мать Иниры следила за дочерью в оба глаза. Малейшее отступление от этикета жестоко каралось. Любое пятно на безупречной репутации воспринималось как вселенская катастрофа. Когда дочка кухарки с подружками обрезала ей волосы, Инира два года не выходила на улицу, чтобы не показать позора. Ни кухарку, ни ее дочь она больше не видела.

— Репутация — это единственное, что у тебя есть! — каждый вечер они садились у камина, чтобы мать расчесала ее волосы. И повторила свои заповеди. — Все эти высокородные могут сколько угодно морщить носы, но их дочери и в подметки не годятся тебе!

Может, это и было правдой, но мать упорно отказывалась принимать единственный факт — никто не возьмет королевского бастарда, пусть даже с идеальной репутацией и знанием этикета, вбитом на подкорковом уровне, в жены.

В тех слоях общества, где законность рождения была залогом жизни будущего ребенка, само существование Иниры было вызовом всем устоям. Сколько скрытых угроз, тычков и уколов она перенесла на балах и приемах, пока мать не рассталась с этой абсурдной идеей (выдать ее за высокородного) — сосчитать невозможно. Неприкосновенность бастарда давно канула в лету: нынешний король был до смешного верен своей жене, а сила королевской власти перестала держаться на магии. В конечном итоге Инира сама по себе была пережитком истории. Она и ее собратья по несчастью. Когда был жив Антуан Второй, они с матерью еще обретались в столице и жили вполне неплохо за счет королевских дотаций. Никто не мог и пальцем ее тронуть, в прямом смысле этого слова. Даже собственная мать не смела прикоснуться к священному семени, не надев шелковых перчаток. Что не избавляло от едких слов и брошенных в спину оскорблений.

Простой народ и вовсе относился, как к бешеной собаке — и страшно приблизиться и жутко интересно, укусит или нет? А то и палкой ткнуть — проверить, что будет?

Десять лет назад, когда старый король умер и на трон взошел Альберт Четвертый — старший сын — их разослали по отдаленным провинциям и сократили дотации. Веку беспечной жизни бастардов пришел конец.

Мать бесилась, когда пришлось переехать в районы торговцев, вместо высоких домов. Рычала от злости, когда вынуждены были уволить гувернантку. Потом пришел черед кухарки, конюшего, лошадей продали тогда же.

Инира надеялась, что это успокоит народ, но он только озлобился еще больше. И чему удивляться? Молодой король ясно показал свое отношение к бастардам. И хотя избивших ее мальчишек все же казнили, местный городничий возненавидел в первую очередь саму Иниру.

— Эй?

Инира вздрогнула, очнувшись от затянувших ее воспоминаний.

— Все в порядке? — Корсак с беспокойством всматривался в ее лицо и девушка заставила себя улыбнуться. Память не хотела отпускать ее, и где-то глубоко внутри поднялся гнев на этих глупых, увязших в своих предрассудках людей. Видимо, парень что-то увидел такое в ее глазах, потому что отступил на шаг. Инира заметила это и прикрыла глаза, смиряя себя. Корсак ни в чем не виноват. И остальные — тоже.

— Вы уже расходитесь? — с тайным желанием, чтобы так оно и было, спросила она оборотня.